Я приблизилась к ней и посмотрела богине в лицо, при этом задержав дыхание, и задалась вопросом: появится ли она передо мной. Откроет ли глаза и подмигнёт или же улыбнётся или пошлёт какой-нибудь знак, который укажет, что я на верном пути. Но она этого не сделала. Её лицо оставалось гладким и неприступным, как и всегда. Я выдохнула задержанный в лёгких воздух. Если она не даёт мне никаких ориентиров, тогда я должна довериться своим инстинктам. А они кричали о том, чтобы я нашла способ спасти бабушку.
Я прекрасно знала, что никогда не смогу себя простить, если не сделаю этого — какой бы дорогой не была цена. Поэтому я отвернулась от Ники и вернулась к витрине. Я снова огляделась, но галерея была, как всегда, пуста, хотя я с первого этажа доносилось бормотание студентов, наряду с тихим стучащим звуком, который, казалось, становился всё громче. Я заколебалась, прислушиваясь ещё мгновение, особенно к разговорам студентов, но всё казалось нормальным. Я не услышала, как кто-то из них бормочет что-то вроде: «— О, глянь-ка, цыганка на втором этаже и собирается украсть артефакт».
Убедившись, что путь свободен, я вскинула руки, положила ладонь на витрину, закрыла глаза и сосредоточилась, готовясь выяснить, какие заклинания или другие меры безопасности защищают ящик. Но ничего не почувствовала. Единственной картиной, промелькнувшей в сознании, был Никамедис, когда несколько недель назад он стоял рядом со мной и наблюдал, как я ложу ключ в витрину.
Открыв глаза, я убрала руку. Конечно хорошо, что витрина не защищена магией, но был ещё массивный защёлкивающийся замок, соединяющий стеклянную крышку с деревянной рамой — замок, который я не смогу открыть своими водительскими правами, как делала со всеми другими жалкими дверными замками в общежитиях. Я не профессиональный грабитель, поэтому не могу с легкой руки взломать замок. Может я смогу выяснить, где Рейвен хранит свой пояс с инструментами и посмотрю, есть ли среди них арматурные кусачки или ножовка…
— Гвендолин? — позвал глубокий знакомый голос позади. — Что ты здесь делаешь?
Я закусила губу, чтобы не вскрикнуть от испуга и страха. Быстро нацепив на лицо скучающее, непринуждённое выражение и повернулась. Никамедис медленно приблизился ко мне, и только теперь я поняла, что тот тихий непрекращающийся стук — был ударами его трости по полу.
Сердце ушло в пятки. Он действительно был последним из всех тех людей, которых я хотела бы, чтобы они поняли мой замысел. Библиотекарь никогда не простит мне, кражу одного из его самых драгоценных артефактов — даже если это послужит спасению моей бабушки.
Но прежде, чем я быстро смогла отойти от витрины, Никамедис уже стоял рядом со мной. Он тяжело опирался на трость, а свободной рукой держал стопку книг.
— Эй, — возмутилась я. — Ну-ка отдайте мне книги. Стопка выглядят довольно тяжёлой.
Я шагнула вперёд и забрала у него книги прежде, чем он успел возразить. Я встала между ним и витриной, чтобы он не заметил, как сильно меня интересует ключ. По крайней мере, я надеялась, что не заметит. Конечно, попытка очень неубедительная, но в тоже время это мой единственный шанс.
— Готовы вернуться в офис? — спросила я с притворным весельем, медленно отходя от витрины.
— На самом деле я искал тебя, — признался Никамедис. — Я кое-что выяснил о серебряных лавровых листьях.
Он вытащил одну из книг из стопки в моих руках, затем прошёл мимо меня, положил книгу на крышку витрины и открыл тяжёлый том.
— Иди сюда, посмотри, — позвал он. — Думаю, тебе будет это интересно.
Мне хотелось закричать, но вместо этого я, сохраняя бесстрастное выражение лица, спросила:
— Что?
Никамедес пролистал страницы.
— Помнишь, что мы думали, что тебе нужно найти способ размолоть листья, чтобы эффективно их применить?
Я кивнула. В попытке отравить меня, Жнецы использовали растение под названием Сочный Секлет, чьи листья и корни сначала высушили, а потом растёрли в мелкий порошок. Поэтому мы с Никамедисом подумали, что нам нужно сделать тоже самое с лавровыми листьями. Единственная проблема заключается в том, что лисья на моём браслете — из массивного серебра. Их нельзя просто бросить на разделочную доску и размельчить ножом. На самом деле мы до сих пор так и не выяснили, как мне использовать листья. В противном случае я уже давно применила бы столько листьев, сколько потребуется, чтобы исцелить ослабленные ноги Никамедиса. Ведь это я виновата в том, что его ранили.
— Кажется, нам не нужно ни размельчать листья, ни отваривать их или делать что-то другое, — объяснил Никамедес. — Вот. Посмотри вот здесь.