– В долгосрочных интересах России? – полюбопытствовал Фаддей Фаддеевич.
– Да нет, чисто в научных целях.
– И тогда господин Лангсдорф станет претендовать на свое законное место академика в Петербургской академии наук, – сформулировал начатую натуралистом мысль Андрей Петрович.
– А господин Шувалов, – в тон ему продолжил Григорий Иванович, – будет продвигать его кандидатуру, пользуясь своим влиянием как ее почетного члена…
– Привлекая к этому и Крузенштерна, и других влиятельных почетных членов Академии наук, – подвел итог Андрей Петрович.
– За что спасибо вам на добром слове!
И все втроем дружно рассмеялись.
– Шутки шутками, а мне бы очень хотелось видеть вас, Григорий Иванович, действительным членом Академии наук, – не кривя душой, сказал Андрей Петрович.
– Видите ли, Андрей Петрович, я читал ваш отчет как начальника экспедиции по обследованию залива Аляска. Замечательная работа! И даже несколько завидовал вам. Будь такие материалы за моей подписью, я бы с открытым забралом ринулся в академики, так что хочешь, не хочешь, а придется ждать бразильской экспедиции…
Друзья помолчали.
– А как вам, Андрей Петрович, показалась Кентерберийская долина в Новой Зеландии? – неожиданно спросил Григорий Иванович.
– ???
– Не удивляйтесь, Андрей Петрович, и сюда доходят слухи о ваших славных делах. Ко мне как-то совершенно случайно, – неопределенно хмыкнул дипломат, – попали любопытные документы, вернее, их копии, министерства иностранных дел Англии, из которых следовало, что британцы проявляли повышенное беспокойство по поводу присутствия в течение нескольких месяцев русских в Кентерберийской долине. Сопоставив эти сведения с некоторыми известными мне документами Главного правления Российско-Американской компании, я понял, что речь идет именно о вашей экспедиции в Новую Зеландию, и снова позавидовал вашим успехам. Я же признался вам еще в Петропавловске на Камчатке о своем честолюбии как ученого.
– Это мы уже давно поняли, – в свою очередь, хмыкнул Фаддей Фаддеевич.
– Благодатный край, – как бы не замечая самобичевания Григория Ивановича и реплики капитана, повествовал Андрей Петрович, – с прекрасными плодородными почвами и умеренным климатом. В общем, рай и для земледельцев, и для животноводов. Но колонизировать его силами одной Российско-Американской компании с крахом ее былых надежд обосноваться на Гавайских островах практически невозможно – уж очень далеко даже от Верхней Калифорнии, на которую мы еще совсем недавно претендовали, не говоря уж о Новоархангельске.
– Жаль, очень жаль, – задумчиво проговорил Григорий Иванович и вдруг оживился. – А знаете ли вы, что Шеффер, «покоритель» гавайского острова Атувая, объявился здесь, в Рио-де-Жанейро, и обхаживает вице-короля? И, по моим сведениям, претендует после отделения от Португалии и установления в Бразилии монархии ни много ни мало на графский титул.
– Ну вот, Фаддей Фаддеевич, а ты жаловался, что, мол, одним своим лобиком трудно пробиться в жизни, – не преминул подковырнуть друга Андрей Петрович.
– А он прав, – неожиданно поддержал Фаддея Фаддеевича Григорий Иванович. – Если бы, к примеру, камергер Резанов, председатель Главного правления Российско-Американской компании, не скончался в 1806 году в Красноярске, возвращаясь в Петербург из Русской Америки, то, учитывая его таланты и связи при дворе, он непременно стал бы канцлером, и ваша судьба, Андрей Петрович, сложилась бы совсем иначе. И мне бы пришлось обивать пороги вашего кабинета в Петербурге, добиваясь у вас аудиенции. Или я не прав? – спросил он, увидев, как вскинулся тот при его последних словах.
– Кто его знает? – неопределенно ответил Андрей Петрович. – Резанов действительно на что-то намекал, но очень и очень туманно… Вполне возможно, что могло быть и так, как вы сказали. Только вам бы, Григорий Иванович, уверяю вас, не пришлось бы обивать пороги моего кабинета. Выдумщик вы, однако! – и откровенно рассмеялся, а дипломат с полупоклоном в знак признательности приложил руку к сердцу.
– Во всяком случае, – после некоторой паузы уже серьезно, как на исповеди, продолжил Андрей Петрович, – я очень доволен своей судьбой. Многое повидал, многому научился. Я практически свободный человек, в том числе и в материальном плане. И в экспедицию пошел не ради какой-либо выгоды, как и многие другие ее члены, и не столько ради славы одного из первооткрывателей Южного материка, а по зову своей беспокойной души. И сейчас, пользуясь покровительством своего друга, занимаюсь тем, что мне по душе, не забывая, конечно, и о пользе моих дел для Отечества.