Выбрать главу

Если ваша голова научится поспевать за руками, сказал как-то старосте кружка оперативной хирургии Игорю Несветову профессор Кованов, вы, доктор, добьетесь многого. Игорь отомкнул замок, втолкнул в темноту прихожей Гулю и ударил ее по лицу.

Заседание суда было назначено на пять часов. В 82-м в середине мая пришли холода. На Гуле не по погоде были красный короткий пиджачок и черная кожаная юбка. Ну что, Несветов, затараторила она, как будто не два месяца прошло, а несколько часов, будем разводиться как люди или как сволочи? Почему не вижу цветов? С тебя ресторан. Ладно, учитывая твое бедственное положение репатрианта и отщепенца, так и быть, войду в долю.

Суд находился на «Войковской». Чтобы избежать лишней мороки и трех месяцев на примирение, Гуля по просьбе Игоря сказала, что разводится из идеологических побуждений. Что муж едва не вовлек ее в эмиграцию, хотя отец у нее татарин, а мама украинка, что под его влиянием чуть было не впала в непоправимое заблуждение. А как он проводил сионистскую агитацию? – спросила судья, немолодая женщина. Он приносил домой запрещенную литературу? Он мне Библию читал. Про царя Соломона. Песнь Песней, уточнил Игорь. Вам слова не давали, одернула его судья и перевела сочувствующий взгляд на Гулю. И еще про этого, как его, Экклезиаста, дурачилась Гуля. Мол, пора камни разбрасывать и всякое такое. Камни? Тогда понятно, сказала судья, поджала тонкие губы, и суд удалился на совещание.

На ресторан у Игоря не набиралось, он предложил кафе «Континент» – оно размещалось в первом этаже Бетиного дома. На улице было светло, но в кафе горели люстры. За грязными витринами, забранными изнутри тюлевыми занавесками, неподвижно чернели люди, будто улитки на дне мутного аквариума.

Гуля рассматривала меню и презрительно выдыхала дым американской сигареты. И съесть-то ничего у них не хочется! В этой стране даже развод по-человечески отпраздновать невозможно! Теперь это твоя страна, сказал Игорь. Не цепляйся к словам! Официант открыл шампанское. Видишь, какая я благородная. Даже от алиментов отказалась. Посочувствовала: бедный! Все бумажки заново собирать! Знаешь, когда ты меня ударил, я тебя и ненавидела и восхищалась. В принципе, наверное, ты мой мужик. В смысле – был. Все дело в твоем упрямстве и неумении прощать. Ладно, я незлопамятная. Пойдем! Куда? Куда-куда! К тебе, прощаться!

Из кафе сразу свернули в арку, во двор, поднялись на второй этаж. Бета была на работе. За комнату брать деньги она отказалась и только после ультиматума, что Игорь снимет в другом месте, согласилась на двадцать рублей. Гуля задумчиво остановилась у книжной полки, решительно отодвинула стекло, вытащила толстый синий том руководства по оперативной хирургии. Господи! Да я бы с одноглазым Моше Даяном переспала, если б это нужно было для тебя! Старалась, чтобы община нас приняла как своих. А ты все разрушил! Гуля оценила толщину книги, вытянула руководство по гемодиализу и еще тяжелый, дореволюционный, доставшийся в наследство от мамы анатомический атлас. Если хочешь знать, это был единственный раз. Ну не единственный. Какая разница?! Важно, что его давно уже нет. Я даже лица его не помню. Два месяца Игорь не открывал чемодан воспоминаний. Свалил в него все как попало – кучей – и запер на замок. Клин вышибал клином – повторял биохимию, физиологию, через день ходил на курсы английского. Понимаешь, сказала Гуля, бывает просто перепихон. А бывает – экзистенциально. У меня с тобой всегда было так. Как? Экзистенциально, дурак! Ты не передумал уезжать? Гуля распустила молнию на черной кожаной юбчонке, одним движением избавилась от колготок вместе с трусами и встала к подоконнику на приступочку из сложенных на полу книг. Обернулась: ты не представляешь, как все на работе обрадовались, что я остаюсь! Если мне не изменяет память, идея отъезда принадлежала тебе, сказал Игорь. Ну вот! Опять я во всем виновата! Черная шерстяная водолазка наполовину прикрывала попу. Что это? Изощренное издевательство? Неуклюжая попытка извиниться? Юл Бриннер покачал головой, Збышек спрятал глаза под темными очками, Битлы голов не повернули. Сердце Игоря, увязая в угрюмой венозной нежности, дважды замерло в задумчивой экстрасистоле. Трахнуть ее и грубо выставить за дверь? Гуля прилегла на локти, позвоночник по-кошачьи прогнулся, приотворились затененные прелести. На улице Алабяна заморгал, преодолевая сопротивление спирали, и наконец вспыхнул преждевременный уличный фонарь. Я уже вся мокрая, Крот, потрогай. Кулаки Игоря сжались, челюсти замкнуло – как у бульдога. Он выскочил в коридор. Замочная скважина вдруг ожила, дверь распахнулась. Беточка! У нас гости! – сквозь сцепленные зубы, неестественным голосом закричал Игорь и поднял в воздух невесомое тело Беты, горьковато пахнувшее больничной дезинфекцией. Мимо промелькнул красный пиджак. Сволочь! – не оборачиваясь бросила Гуля.