— Ах, что ты делаешь со мной, Ричи Кинион! — выпалила Дори Мэй своим громким медным деревенским голосом. — Я сосу твой член уже добрых пять минут, и ничего не происходит! Ты перепил, вот, что ты сделал! Из-за этого у тебя и не встает! Вот что я буду делать теперь с этой маленькой штучкой? — и, конечно же, она указала на промежность молодого Шефа. — Бля-а-а, Ричи, это больше похоже на чертов мизинец ребенка, чем на хуй!
Ну, то, что его мужское достоинство назвали чертовым мизинцем ребенка, само по себе травмировало Киниона, но сразу после данных слов она фыркнула и открыла пассажирскую дверь «Корвейра», после чего вытащила наружу свою толстую задницу, да, а еще она сказала:
— Черт тебя побери, Ричи Кинион! Если ты не можешь трахнуть меня, то я, уверена, найду каких-нибудь парней, которые смогут это сделать!
Затем она захлопнула дверь и потопала к первому ряду, переваливая свой большой зад, после чего загрузилась в блестящий серый «Шевелл» 67-го года, полный каких-то рокабилльщиков, и судя по звукам, которые вскоре раздались из этой машины, она получила именно то, что хотела. Конечно, молодой Ричи Кинион был несколько подавлен случившимся, ему предпочли «Шеви» с кучей парней, одетых в макинтоши и футболки, с пачками «Мальборо», закатанными в рукава, особенно в свете того, что он оказался настолько проницательным, что сначала накормил ее жирную задницу прекрасной жареной курицей. В любом случае, его мужественность испытывала то, что испытывал Александр Великий, вторгнувшись в чертову Персию, и тогда он сделал то, что сделало бы большинство парней на его месте: выпил еще. На самом деле, он, блин, практически допил бутылку самогона «Сияющий Сладдер» и отрубился, а проснувшись несколько часов спустя, обнаружил, что наблевал себе на колени и обосрался, да, сэр, и когда он посмотрел в окно «Корвейра», то увидел рокабилльщиков, выстроившихся в очередь, чтобы трахнуть Дори Мэй, распластавшуюся жирной задницей на капоте, причем она ничуть не возражала против этого, но по крайней мере Шеф проснулся вовремя, чтобы застать последние пятнадцать минут последнего из трех фильмов, на которые он купил два билета, и это был фильм про некого долговязого черного парня, сражающегося с кучкой зомби в каком-то дерьмовом доме в Питтсбурге, и это то, о чем Шеф подумал прямо сейчас, в темном доме Дока Уиллиса, что сегодня они видели мертвое тело Дока, а через несколько минут он, черт возьми, ушел, будто, действительно, мог встать и уйти, как, ну, как зомби.
Ох, это был просто тупой фильм, — подумал он.
Но затем зомби похлопал Шефа Киниона по плечу…
12
— Джин Уиллис! — воскликнул Хэйc.
Да, сэр, она и являлась тем, кто пролезал через окно в мотеле, и сейчас на ней было одето меньше, чем на отпускных фотографиях, которые Хэйc видел сегодня днем, а это значило, что на ней был только лак для ногтей.
— О, привет, офицер Хэйc, — сказала она теплым елейным голосом, пробравшись через окно и встав совершенно голой перед ним.
И — черт возьми! — тело Джин Уиллис могло заставить позавидовать любую красавицу, ведь по сравнению с ней даже девчонки из того глупого шоу про спасателей выглядели, как мазки дерьма на туалетной бумаге — вот такой была Джин Уиллис, да, сэр. Чертовы сиськи, как спелые белые фрукты, и ноги, которые способны обернуться вокруг спины какого-нибудь парня, и кустик…
Мать твою, бляяяяя-а-а!
Видите ли, у этой девчонки был кустик и такие нижние причиндалы, что даже гребаный Папа Римский мог бы откинуть голову назад и издать боевой клич, да, сэр. Изящный пушок прикрывал ее восхитительную девичью расщелинку; это выглядело как что-то, что должно находиться в чертовой подарочной коробке с обвязанной вокруг нее белой ленточкой. И в данный момент исполняющий свои служебные обязанности патрульный Мика Хэйc не мог думать ни о чем другом, кроме как развязать эту белую ленту.
— Будь моим, Мика, — довольно страстно выдохнула миссис Уиллис, сделав шаг вперед. — Я так много слышала о твоем сексуальном мастерстве, но тогда я еще была замужем. С тех пор я поднялась на грандиозно новый уровень иерархии…
— Что за хуйня? — ответил Мика Хэйc.
— Позволь мне пососать твой хуй…
— Э-э… конечно, — ответил Мика Хэйc, и у него уже был такой стояк просто от ее взгляда и от соблазнительного звука голоса, что, казалось, в штанах находился мраморный бюст Наполеона.