— Сиди.
Он сидел развалясь в седле и держал у бедра короткоствольный карабин Спенсера с закругленным прикладом. На руках у него были шерстяные перчатки. Чтобы он мог, не снимая их, взводить курок и нажимать на спусковой крючок, указательный и большой пальцы, на одной из перчаток были отрезаны. Поводья он держал в другой руке, перчатка на ней была целой. Некоторое время он изучал двоих сидевших у костра. Кожа у них посерела, глаза ввалились и были воспалены, как прожженные дыры в стеганом одеяле. Волосы толстяка торчали сальными коричневыми вихрами на одной стороне головы и спутались на другой. Кожа на лысой макушке второго была шероховатой, тусклой и дряблой, без блеска, какой обычно бывает на лысинах. Щеки у него запали, только нос торчал, словно дымовая труба. Тиг обратился к ним:
— Я даже не собираюсь спрашивать, есть ли у вас документы. Я уже слышу ту ложь, которую вы скажете мне в ответ. Мы едем за бандой разбойников, которые, говорят, живут в пещере. Они грабят народ. Если кто знает, где находится эта пещера, в его интересах сказать нам об этом.
— Я точно не знаю, — ответил Стоброд. Он говорил спокойно и без запинки, хотя у него внутри все сжалось от мысли, что и месяца не пройдет, как его вернут назад в кровавую Виргинию забивать шомпол в ствол ружья. — Я бы сказал, если бы знал. Я просто слышал разговоры об этом. Говорят, она находится на другой стороне горы, ближе к Медвежьему рукаву, а может, у Блестящего ручья, точно не знаю.
Трендель с удивлением посмотрел на Стоброда. Смущение было написано на его лице.
— А ты что скажешь? — спросил у него Тиг. Парень сидел откинувшись назад, его грузное тело покоилось на широком заду. Он прикрыл рукой глаза от покрытого тонкой дымкой солнца, которое светило из-за плеч всадников, столпившихся перед ним. Он вглядывался в них своими маленькими глазками с некоторым смущением. Он думал, как лучше ответить на вопрос, который был обращен к нему. Все, о чем он думал, отражалось на его рыхлом лице.
— Почему? Это же совсем не там, — наконец сказал Трендель, глядя на Стоброда. — Наоборот, с этой стороны. Ты же знаешь. На Большом Топоте. Меньше трех миль вверх от Чертова ручья. Вы доходите до него, и там есть лесок из гикори на склоне справа. Под ними все усеяно шишками, которые лущат белки. Белок там пропасть. Их можно убить камнем. Карабкаетесь прямо вверх по тропе через эти гикори к скалам, а потом по их склонам вверх. Там впадина в скале, большая такая, точно сеновал на конюшне.
— Премного обязан, — сказал Тиг. Он повернулся и взглянул на двух больших темных всадников; едва видимая тень появилась в уголке его рта. Затем качнулся вперед, его седло скрипнуло, он перекинул ногу через спину лошади и спешился.
Остальные последовали его примеру.
— Мы присядем к вашему костру, если вы не против, — сказал Тиг, обращаясь к Стоброду. — Позавтракаем с вами. Приготовим и поедим. И потом мы послушаем, как вы, ребята, играете. Посмотрим, чего вы стоите.
Подбросив веток в костер, мужчины из отряда уселись вокруг него, как будто все они были приятелями. В их переметных сумках оказалось огромное количество замороженных сосисок — твердых и скрученных кольцом, как чьи-то внутренности. Им пришлось разрубать сосиски на куски маленьким топориком. Они положили эти куски на плоский камень у края костра, чтобы те оттаяли, а потом проткнули их палочками и стали жарить над огнем.
Костер вскоре разгорелся, пламя поднималось высоко, угли раскалились докрасна, внутри образовался толстый слой белого пепла. От него шло так много тепла, что Трендель расстегнул куртку, затем рубашку, без всякого смущения выставив напоказ бледную грудь. Он ничего не чувствовал в этот момент, кроме тепла, товарищества и запаха готовящейся пищи. Он с минуту смотрел на банджо, казалось восхищаясь его формой, добротностью материала, из которого оно сделано, словно никогда не видел инструмент прежде. Ему нравилось любоваться его очертаниями почти так же сильно, как и играть на нем. Вскоре глаза Тренделя затуманились и закрылись; он сидел, грузно развалясь на широком заду, так что перед ним бугрились рулоны его белой плоти. Он был скульптурой, вырезанной из нутряного сала.
— Отключился, — сказал Стоброд.
Тиг вытащил бутылку с виски из кармана сюртука и протянул ее Стоброду.
— Для тебя не слишком рано? — спросил он.
— Я уже давно начал, — сказал Стоброд. — Когда не спишь, а только пару раз покимарил за несколько дней, вряд ли можно сказать, что сейчас слишком рано.