Он еще некоторое время посопротивлялся для вида. Однако в нем уже проснулся охотничий азарт.
– Не беспокойтесь, – пошутил я, не глядя на него, без тени усмешки. – Если мой план не удастся и нас сожрут, я приму всю ответственность на себя.
Животина сидела в уголке и чесала свой лобок.
9
В ранние утренние часы чудовища были менее активны, чем в любое другое время суток. Мы пришли к этому заключению, осознав, что наш распорядок дня является зеркальным отражением их деятельности: по сути говоря, мы приспособились к тому ритму, который они нам навязывали, а не наоборот, так что следовало ожидать некоего параллелизма.
Мы направились к шлюпке после такой же бурной ночи, как все предыдущие. И на этот раз наша жизнь висела на волоске. В качестве дополнительного укрепления подходов к маяку после обеда мы просверлили дырки в граните, изрешетив его, и устроили настоящий ковер из кольев прямо перед входом. Больше ничего придумать мы не могли и, по правде говоря, даже не знали, отпугнет наша новая ловушка чудищ или, наоборот, разожжет их пыл. Вечером они штурмовали дверь раз за разом, невзирая на свои потери, словно предчувствуя, что до победы осталось немного. Нападая целыми толпами, они размели наше заграждение; вязкая масса их тел ревела и билась о дверь головами, ногами и кулаками. Нам пришлось пожертвовать последними бутылками, которые оставались у нас в запасе. Мы наполнили их смесью рома, мазута, смолы и прочих легковоспламеняющихся жидкостей, которые были в нашем распоряжении. Горлышки бутылок мы обматывали ватой, пропитанной спиртом. Батис поджигал их и передавал мне. Я бросал эти снаряды в чудищ. Их мокрые тела горели плохо, но, по крайней мере, нам удалось отпугнуть их.
Итак, ночь выдалась бессонной, но головы наши были ясны как никогда. Мы дважды прошли путь от маяка до лодки, чтобы перетащить туда снаряжение, которое состояло из воздушного насоса, прорезиненного водолазного костюма, скафандра из бронзы, специальной обуви на свинцовой платформе, тросов, переносного подъемного блока, оружия и патронов. Мы шли на веслах, сидя спиной к скале рядом с португальским кораблем. Она возвышалась над водой, словно торт. Иногда я оглядывался. Создавалось впечатление, что цель удаляется, вместо того чтобы приближаться. Расстояние – только сто метров, целая вечность. Каждый всплеск воды скрывал врага, каждая волна казалась ловушкой. Каждую секунду мне чудилось, что из пены показываются округлые черепа: то тут, то там. Ветки, которые плавали в воде, качаясь на волнах, напоминали мне лапы чудовищ. «Va bene [9], va bene, va bene», – напевал я сам себе по–итальянски; никакой уверенности в правоте этих слов у меня не было, я пел для того, чтобы мелодичность этого языка успокоила мои нервы.
– Заткните свою идиотскую пасть, – повторял Батис, который греб рядом со мной, как раб на галере.
Поверхность океана отливала серым цветом надгробной плиты. В какой–то момент всплеск волны за бортом оросил нас брызгами. Я ощутил соль на губах. Страх и спешка мешали нам соизмерять силы: лодка натолкнулась на камни так резко, что мы непременно перевернулись бы, не окажись под водой наклонной плиты, по которой мягко проскользило днище шлюпки. Мы высадились на шершавые, источенные водой камни. В их многочисленных выемках скапливалась вода, кое– где подернутая корочкой льда. Ноги скользили, и нам то и дело приходилось помогать себе руками.
Мы заметили, что скала спускалась в воду плавно и на ней имелось много выступов, за которые можно было легко зацепиться. Я решил спуститься, подобно подводному альпинисту, по той стороне скалы, которая была ближе всего к кораблю. Батису предлагалось снабжать меня кислородом. По мере того как я буду привязывать ящики к тросу, он станет поднимать их наверх. Риск и работа делились между нами поровну: я спускаюсь в преисподнюю, а он поддерживает циркуляцию кислорода и вытаскивает взрывчатку наверх. Воздушный насос предстояло качать вручную в равномерном, постоянном ритме. При недостатке воздуха я бы задохнулся, а избыточное давление могло привести к разрыву легких. Все осложняется тем, что Батису придется качать насос одной рукой. Другая рука понадобится ему, чтобы вертеть ручку подъемного блока, как только я привяжу к концу троса динамит. Мы установили насос и блок совсем близко друг от друга, чтобы облегчить ему работу. Мне оставалось только верить в то, что Кафф сможет работать синхронно. Я вздохнул.
Нос затонувшего корабля смотрел в небо, а корпус наклонился градусов на тридцать вправо. Днище так прочно сидело на камнях, словно его прошили свинцовыми заклепками. В кормовой части, упиравшейся в песчаное дно, вне всякого сомнения, и находился груз. Батис был свидетелем кораблекрушения. По его словам, огромная трещина в корме корабля раскрылась по шву, как жестянка. Мы надеялись, что дыра окажется достаточно большой, чтобы я смог пройти через нее. Сначала мы хотели упростить операцию, а именно сделать следующее: водолаз спустится по палубе и проникнет внутрь по затопленным проходам, чтобы найти трюм. Но потом решили отказаться от этой затеи. Скорее всего, двери в коридорах окажутся запертыми, а железные детали – проржавевшими от воды. Мне там не пройти. Кроме того, на моем пути могут встретиться острые края дверей и люков, и теснота помещений поставит под угрозу мой воздушный шланг. Единственный выход мы видели в том, чтобы пройти до конца корабля, до его кормы, где, как мы предполагали, находился динамит.
Я надел водолазный костюм, свинцовую обувь и сел в шлюпку. Батис помог мне облачиться в скафандр: бронзовые пластины закрывали большую часть груди и спины. Потом – шлем. Его надо было навинтить на ворот водолазной куртки. Но в тот момент, когда Кафф собирался сделать это, я остановил его:
– Посмотрите.
Шел Снег. Сначала падали крошечные белые крупинки. Но очень быстро они увеличивались в размере, образуя большие хлопья. Они исчезали, едва коснувшись воды. Над морем шел снег, и это явление – такое заурядное, обычное – вызвало во мне странное чувство. Снег внушал тишину и покой, служил своеобразной дирижерской палочкой природы. До этого момента на море были небольшие барашки, но тут его поверхность вдруг разгладилась, словно подчиняясь неслышному приказу. Возможно, эта картина станет для меня последней в жизни. Мир представал передо мной во всей своей скромной и непритязательной красоте. Я раскрыл ладонь. Хлопья снега падали на перчатку и сразу же исчезали. Мне вспомнилась Ирландия. Что такое Ирландия? Может быть, какая–то музыка. Я вспомнил своего наставника. И еще одного незнакомца. Человека очень старого, любезного, который однажды, много лет тому назад, когда за мной гнались англичане, помог мне найти убежище, ни о чем не спрашивая. Вот и все. У меня чуть напряглись скулы, как это бывает, когда хочется плакать.
Батис взглянул на небо, не выпуская шлема из рук. Судя по выражению его лица, он оценивал обстановку.
– Это просто снег, – сказал он.
– Да, просто снег, – повторил я, – снег, и все. Надевайте на меня шлем, дорога каждая минута.
Кафф навинтил шлем и соединил воздушный шланг с клапаном на затылке. В руках я держал два троса. Один должен был обеспечивать мою связь с Батисом. Второй понадобится для подъема взрывчатки.
– Не перепутайте, – напомнил ему я, – если я дерну за сигнальный трос один раз, это значит, что все идет хорошо. Два рывка означают, что я привязал ящик к подъемному тросу. Если я дерну три раза подряд, рубите шланг одним ударом топора и сматывайтесь скорее.
Я зафиксировал иллюминаторы, они были абсолютно круглые. Один из них располагался спереди, а два других – по бокам. Мы проверили воздушный шланг, и я начал спускаться под воду. Волны поглотили меня, охватив леденящим холодом. В одну секунду я оказался в толще воды. Выступы на скале служили мне ступенями, что позволило спускаться довольно быстро. Время от времени я поворачивал голову, но через боковые стекла не мог рассмотреть ничего примечательного. За моей спиной простирался безграничный океан. Перед самым носом я видел только мертвую голую скалу.