========== Часть 1 ==========
Вызов под конец смены — дело не слишком приятное. Надо все описать, оформить, передать Игорю — и вместо оставшегося часа я проведу тут три, не меньше.
— Привет, Маш, — как из-под земли вырос Матвей, активно пытающийся наладить контакт.
Мне уже не больно. Уже не наворачиваются слезы на глаза от обиды. Я справилась и прекрасно живу без него.
— Ага, привет, — повесив на плечо сумку, я спокойно и аккуратно закрыла дверь машины.
Темный и грязный переулок. С одной стороны — обрабатывать всю грязь на одежде и телах, с другой — хорошо видно следы.
Едва только я увидела, как топчутся вокруг два гаишника и второй следователь, я распрощалась с мыслью о следах. Ничегошеньки я тут уже не увижу, блин.
— Четыре тела, — услужливо проинформировал Матвей, его с напарником служебная машина стояла так, чтобы освещать место преступления, — мне кажется, что у всех причина смерти…
— Ваше мнение никого не интересует, — с легким акцентом заверил кто-то за нашими спинами, — Александер фон Маттерштейн, Интерпол, — я оглянулась и недоверчиво всмотрелась в предоставленный документ.
Фотография изображала суровый идеал немецкой красоты — высокий лоб, довольно большие светлые глаза под еле заметными почти белыми бровями, заметные скулы, чуть впалые щеки, уверенная прямая линия челюсти, практически квадратный небольшой подбородок, строго сжатые тонкие губы, узкие крылья носа. Достаточно было одного взгляда на оригинал, чтобы понять, что фотография не врет.
— И зачем я сюда приехала? — проворчала я, отворачиваясь. — Пусть тогда Интерпол тут хозяйничает, а я поеду.
Только не хватало увлечься красивым немцем, вот еще!
— Ваша помощь мне необходима, а вот господа следователи могут быть свободны, — а голос какой классный, обалдеть, — уведомляю вас, фрау, что этим делом будем заниматься только вы и я, никаких посторонних до самого его завершения в нем участвовать не должно, разглашение данных не допускается. Если до утра мы найдем более подходящего в плане осведомленности в этом деле криминалиста, вы будете освобождены от выше перечисленных обязанностей.
Я даже еще раз обернулась проверить, не читал ли он по бумажке. Гладенько говорит, чисто, только акцент и больше никаких ошибок. Кажется, он был бы неплохим шпионом. И мне очень не нравятся все эти секретные материалы!
— Господин… Фон Маттерштейн, — искоса глянул на меня Матвей. Так это звучало, будто он собирался просто господином полицая назвать, — присутствие кого-либо с нашей стороны тоже обязательно согласно законодательству.
— Хорошо, останься, — еле заметным кивком разрешил жандарм, проходя мимо моего бывшего как мимо пустого места.
А Матвей, обычно не признающий авторитеты и имеющий из-за этого кучу проблем с начальством, просто молча сглотнул, не поднимая взгляда. Кажется, бюргер мне нравится…
Раскладывая ламинированные нумерованные масштабные полоски, я щелкала затвором своей личной “зеркалки”, которую пришлось купить, ибо ведомственный цифровой фотоаппаратик снимал в отвратительном качестве. Заморский гость тем временем аккуратно ходил от тела к телу, внимательно глядя под ноги и у уцелевших следов раскладывая взятые у меня же полоски. Тела только осматривал, даже по карманам не лазил, зачем-то тщательно разглядывал стены и фотографировал заинтересовавшие его места на телефон. Претензий к нему не было — работал молча, аккуратно, в перчатках, в кадр не лез. Вышколенностью и не пахло — просто немалый опыт и хорошее понимание ситуации.
Закончив с фиксацией, я надела перчатки и присела рядом с телом, лежащим дальше всех от входа в проулок. Чуть повернула его голову, подставляя вскрытую едва ли не до позвоночника глотку под свет налобного фонарика. В груди ясно было видно три огнестрельных ранения, причем, судя по следам пороха на светлой кофте, стреляли в упор. Зачем же тогда перерезать горло? Или наоборот — тогда это либо состояние аффекта у убийцы, либо месть, когда мало убить, нужно еще и искалечить посильнее.
— Кто обнаружил тела? — крикнула я трущемуся у своей машины Матвею.
— Гаишники те, они сейчас на допросе, — долетел ответ со слабым эхом.
От попытки вспомнить, есть ли у инспекторов табельное, меня отвлекло странное копошение в тканях горла, обнаженных разрезом. Я наклонилась пониже, рукой чуть наклоняя фонарик. Не могли же туда уже насекомые забраться?
То, что я увидела, лишило меня дара речи. Как в обратной съемке срастались сухожилия. Протерев глаза, я прижала двумя пальцами единственное место, где сейчас можно было попытаться прощупать пульс — межключичную впадину. К счастью, ничего — холодный мертвый человек, а мне просто нужен здоровый сон и поменьше записей вскрытия на ночь смотреть.
Холодок пошел по спине, когда я ощутила слабый толчок в подушечки пальцев. Не веря себе, надавила чуть сильнее — и в ответ получила еще более уверенные два толчка. Сердце бьется!
— Вызови скорую! — крикнула я. — Один живой!
Странно, но кровь из разрезанных сосудов не пошла, если в этом организме вообще еще осталась кровь!
— Отойди! — рявкнул полицай, потянувшись за пистолетом.
Я хотела было возмутиться — первую помощь я бы оказала, но помогла ли бы она при разрезанной трахее — дело десятое. Все мое возмущение потонуло в диком ужасе, когда чудом живой человек резким движением сел, его лежавшая до этого перпендикулярно телу рука обхватила меня за талию. Не получилось даже вскрикнуть — сильный рывок выдавил весь воздух из легких, появилось неприятное ощущение полета. Стоило только открыть глаза, и все происходящее еще больше стало походить на сон — я была в воздухе. Летела, удерживаемая трупом, в направлении темноты, в глубину переулка. А полицай вдруг с разбегу подпрыгнул. И, черт побери, таких прыжков не бывает.
С грохотом мой “транспорт” приземлился на грязный бетон, рухнул на колени. И лишь удар копчиком заставил меня понять — нихренища это не сон!
Изо всех сил треснув локтем в челюсть тому, чью смерть с радостью буду констатировать, я попыталась вывернуться из его хватки. Потом буду плакать и ужасаться, сейчас надо выжить! Почти отрезанная голова сильно мотнулась, оживший труп не издавал ни звука, потому что нечем, ха, но это не помешало ему слитным движением встать и сильно приложить меня в стену. От удара затылком потемнело в глазах, но тут же протрезвила боль — в шею будто гвоздь воткнули. Невнятно замычав, я забилась, пытаясь отпихнуть все еще холодное тело от себя, но от этого стало только больнее.
Звук выстрела оглушил меня до звона в ушах. Прижимающая меня к стене сила исчезла, но тут же появилась другая. Так что я не рухнула, а была мягко уложена на асфальт.
Кровь булькала в горле, разорванная шея горела, наверняка задета артерия. Испуганно распахнув глаза, я лихорадочно попыталась зажать рану ладонью, чувствуя собственную кровь, выплескивающуюся ужасающе мощными толчками.
— Тише, тише, — негромко сказал нависающий надо мной немец, приподнимая немного мою голову и нажимая на рану своей ладонью поверх моей, — ты не умираешь, не бойся.
Понимая, что мир стремительно тускнеет, я тихо заскулила, ногтями впиваясь себе в кожу вокруг раны в нелепой попытке сохранить сознание, но глаза неудержимо закатывались под собственным весом. Не хочу умирать…
========== Часть 2 ==========
Проснувшись, я хотела потянуться, но руки и ноги наткнулись на преграду. Сладко зевнув и потерев глаза, я села, пытаясь потянуться уже в этом положении.
— Как самочувствие? — опять этот вездесущий полицай…
Так, стоп, и почему это он за рулем моей машины? А я, значит, на заднем сидении. Но я же…
— Подозрительно хорошо для мертвой, — проворчала я, ощупывая шею.
Ладно, после того, что я помню, нетрудно представить, что рана затянулась за считанные минуты. Блеск! Гладенько так, ни намека на шрам, ничего не болит, даже голова, хотя приложилась я тогда затылком об стену знатно. Или это просто… Ну, галлюцинации, сон?
Кровь, уже засохшая и потемневшая, отшелушивалась маленькими чешуйками на сгибах пальцев и ладони. Моя, я так понимаю.
— В таком случае, ты готова слушать? — стрельнул на меня через зеркало заднего вида блондин.