Не сказала бы, что огромное, конечно, но как Алексу не стремно жить одному в доме, где одних только спален пятнадцать штук? Очень даже просторный бальный зал украшали портреты разных поколений фон Маттерштейнов — каждый глава рода с детьми. И все они были как Алекс — те же, почти неотличимые черты лица, волосы, цвет глаз. Различались только костюмы. У последнего портрета мы остановились надолго. Двое практически одинаковых мужчин, различающихся на первый взгляд только военными мундирами, и две относительно красивые девушки. Вот в чем проблема резких мужественных арийских черт лица — они передаются не только сыновьям.
— Ты служил? — я приподнялась на носочки, пытаясь получше разглядеть серую куртку с отложным воротником и погонами.
— Гауптманн Люфтваффе, — кивнул мужчина, чуть присев и посадив меня себе на плечо, — но не воевал. Все мужчины нашего рода проходили, как минимум, срочную службу.
— Тебе даже идет, — я чуть улыбнулась, отметив, что серый мундир прекрасно подчеркивает глубокие серые глаза бывшего летчика, в которых, как я уже успела убедиться, нет ни крапинки голубого или зеленого, — еще пилотка должна быть, да?
Я бедром почувствовала, что он кивнул, и перевела взгляд влево. Что ж, теперь я знаю, как будет выглядеть Алекс лет через… Ах, да, он вампир. Ладно, через много лет. Небольшие морщинки в уголках глаз и между бровей, более глубокие носогубные складки, а уж прищур… Достойный черного плотного мундира. Рассмотрев Алисию, которой на этом портрете было явно не больше пятнадцати, и фрау фон Маттерштейн, я собралась слезать.
— Давай поужинаем и будем ложиться спать, — предложил блондин, опуская меня на паркетный пол, —завтра нужно сделать много дел.
— Как скажешь, — прижавшись к теплому боку, я с удовольствием ощутила его руку на плечах.
Мы перекусили в небольшой и очень уютной столовой, немного поболтали за бокалом вина и все же поднялись наверх.
Там меня ждал, в некотором роде, сюрприз.
— Я буду жить в твоей комнате? — изумленно приподняв бровь, я скрестила руки на груди.
— Приказать подготовить тебе спальню? — детально повторил мою позу Алекс, ответив вопросом на вопрос в совершенно не арийской манере.
— Ладно, уговорил, — фыркнула я, шлепнувшись спиной на мягкую заправленную постель.
— Было так трудно, — негромко усмехнулся мужчина, укладываясь, как бы, рядом, но почти на меня, — я рад видеть тебя в своем доме, Мария, невыразимо рад.
— Так и скажи, что счастлив, — я потеребила кончик его прямого носа.
— Очень счастлив, — послушно сказал мой добрый, нежный, милый и восхитительно ручной психопат.
Утром у меня была небольшая экскурсия в Саарбрюкен, потом мы вернулись в поместье и взялись наряжать в одной из гостиных здоровую пушистую елку. Дурачились, обнимались, заставляя проходящих мимо слуг прятать улыбки. Я даже обмотала аристократа гирляндой, включила ее и на его телефон сделала селфи на фоне практически связанного и весьма недовольного, но все же негромко смеющегося блондина. И выложила эту фотку ему в качестве аватарки в Фэйсбуке, а то он жаловался, что всякие дамочки пишут с попытками познакомиться.
После довольно позднего обеда мы отправились спать, чтобы не клевать носом ночью. Едва не проспали, нас разбудили только в десять. Привели себя в порядок, прогулялись в окружающем дом парке и в половину двенадцатого сели ужинать. Все было очень вкусно, до того вкусно, что я не выдержала:
— Как ты после такой еды ешь то, что я готовлю?
— Во-первых, ты неплохо готовишь, — откликнулся Алекс, наливая нам еще вина, — во-вторых, я неприхотлив. Ну и в-третьих, — он потер губы, — я знаю, какой вкус у серной кислоты.
Рассмеявшись, я покачала головой. Все правильно сказал, надо же мои кулинарные способности на первое место поставить, а то, что он может есть вообще все, что угодно —на последнее.
Немного непривычно было встречать год без речи президента и курантов, вместо них у нас были напольные часы с боем. Я научила обескураженного европейца загадывать желание со сжиганием бумажек, он сопротивлялся, но все равно пил шампанское с пеплом.
— Что ты загадала? — вдруг спросил немец.
— Нет, тогда не сбудется! — смущенно прикусив губу, я стала смотреть на огонь в камине. Может, он не заметит, что я покраснела? Я же не могу сказать, что загадала еще один Новый год встречать с ним! — Вот, кстати, подарок, да!
Мой маневр явно был раскрыт, но маленькая коробочка все же была принята.
— Майн готт… — выдохнул Алекс, перстень немедленно занял свое законное место на его левом среднем пальце. — Мария, это прекрасный подарок! Но, к сожалению, если я подарю свой подарок, он не будет понят, пока я не озвучу то, что загадал. Да и мое желание вообще не сбудется, если я его не скажу вслух. Ты позволишь? — кажется, я знаю, что сейчас произойдет… Затаив дыхание, я кивнула. Вручив мне такую же маленькую коробочку, мужчина тихо произнес: — Я загадал, чтобы мы всегда были вместе.
Да. Кольцо. Боже…
— Ты сошел с ума, — прошептала я, отставив подарок, — мы же так мало друг друга знаем, я не могу так сразу, я…
— Мария, — перебил блондин, вынимая тонкий ободок обязательств из коробочки, взял меня за руку, — это “да”?
Поджав губы, чтобы не разреветься, я кивнула. Ну разве я могу отказать?
Тонкое колечко с довольно крупным камнем идеально село на палец. Ну а чего еще можно было ожидать от герра Совершенство?
— Я так устал быть один, — шепнул Алекс, — мне надоели одноразовые встречи без обязательств. Я хочу обязательств, много-много. Перед тобой. Я люблю тебя.
Не в силах ответить хоть что-то, я спрятала лицо у него на плече, зная, что эти крепкие руки не отпустят. И он исполнит еще не одно мое желание, хотя об исполнении только что загаданного он и не подозревает.
========== Часть 11 ==========
Одиннадцатое января, 2014
Был так занят и счастлив, что совершенно забыл про дневник. Мария просто невероятная девушка. Любознательная, активная, всегда находит повод посмеяться. Она в один день не хотела вставать, и мы валялись в постели до обеда, а в другой внезапно подскакивала на рассвете и тащила меня играть в снежки. Я никак не могу узнать и понять ее всю до конца. Просыпаться с ней рядом, обнимая ее, смотреть, как она спит и морщится, когда свет падает на лицо, стало не просто привычкой, это уже необходимость. Ее утреннее сонное мурлыканье сводит меня с ума, приходится одергивать себя, чтобы не сломать ей ребра и вообще не причинить боль. Я совершенно влюблен, как мальчишка, только теперь не боюсь. Уверен в ней полностью.
Эти непозволительно длинные каникулы, которые я себе устроил, могли бы и вовсе обойтись без вызовов, как в прошлые годы, но доложили сразу о трех группах. Когда в аэропорту Берлина прощались с Марией, я обещал ей постараться сделать все как можно быстрее, но это очень опрометчивый поступок. Скорее всего, даже целым приехать не получится.
Утром снова и намного больнее почувствовал свое одиночество, проснувшись в пустой и слишком широкой для одного постели. Первые несколько часов хотелось скулить, как брошенный побитый пес. Я без аппетита позавтракал и стал собираться, но все валилось из рук, будто все мои силы улетели вместе с ней в Москву. Я люблю эту женщину, люблю неправильно сильно, и ничего не могу с этим сделать. Но придется взять себя в руки, если я хочу увидеть ее еще раз. Как представлю, что оставил ее одну недели на две, минимум, холодеет спина. Она хрупкая и почти беззащитная, вокруг так много негатива. Хочется спрятать ее в поместье и окружить заботой, теплом, любовью, чтобы не знала хлопот и занималась тем, чем хочется. А не эти жуткие смены по полсуток. Наверное, привычка прятать любимого человека от плохого осталась еще со времени взросления моей дорогой Алисии.