Отклонившись в бок, он продемонстрировал застегнутые джинсы, даже ремень затянут. С подозрением осмотрев молнию и пуговицу, я глубоко вздохнула и прикрыла глаза. Застегнуть все он не мог, его руки касались меня. Значит, правда показалось.
Страх все не отпускал, колотилось где-то в горле сердце, но я все же не стала отталкивать, когда Алекс стянул меня пониже и прижал к себе, что-то совсем тихо шепча, кажется, на немецком. Стараясь дышать поглубже, я уткнулась лбом ему в плечо. Нужно доверять. Доверять. Потому что ему можно. Он меня не предаст, какой бы иррациональной эта уверенность ни была. Преданные не предают.
Понадобилось несколько минут, но я все же взяла себя в руки. Даже глухо извинилась, в ответ получив лишь фырканье и тяжелый вздох.
— Ты всегда такой? — шмыгнула носом я, обнимая его стройную талию. — Ну, ласковый.
— Почти, — негромко усмехнулся Алекс, — у меня очень чувствительные ладони, так что прикасаться к чему-то теплому, гладкому и мягкому мне безумно приятно, — в подтверждение своих слов он провел кончиками пальцев вдоль моего позвоночника, — а еще я люблю обниматься и перешептываться, но только не когда у меня плохое настроение. Когда у меня плохое настроение, я вообще терпеть не могу любые прикосновения. Но это бывает редко.
— Это значит “обнимай меня полностью”? — улыбнулась я, обвивая руками его шею и откидываясь на спину.
Какой, однако, прозрачный намек…
— Угум-м… — подтвердил в поцелуй вампир. — Подожди, в смысле “полностью”?
— Проехали, — фыркнула я, взъерошивая его замечательные волосы.
— Слушай, — неожиданно оживился мужчина, — а что мы будем есть на завтрак?
Подперев голову ладонью, он с любопытством уставился на меня. Да уж, настроение на секс я явно обоим испортила, даже обидно. Но не страшно.
— А что ты хочешь? — перебирая короткие пряди, я другой рукой провела по его лопатке, нащупав пяток бугорков шрамов.
— Молочный суп! — я изумленно приподняла бровь. — Столько раз слышал о нем, а попробовать возможности не было. Ты умеешь его готовить?
Сдерживая смех, я кивнула. Как же он будет разочарован…
Пока господин чистокровный принимал утренний душ, я вскипятила молоко, едва успев убавить газ, чтобы оно не убежало, добавила столовую ложку сахара, чайную ложку меда, пакетик ванилина и макароны. Восемь минут — и блюдо моего детства отправилось в тарелки.
— Он что, сладкий? — с подозрением спросил европеец, едва выйдя из ванной.
— Ну да, — усмехнувшись, я устроилась за столом, а Алекс занял свой стратегически удобный стул рядом с батареей, — жалко только, давно не видела макароны трубочкой.
— Спагетти? — приподнял бровь подозрительно принюхивающийся к супу мужчина.
— Как спагетти, только трубочкой, — повторила я, — удобно было — ешь макаронину и через нее же молоко пьешь.
— На самом деле, — задумчиво пожевав, Алекс поиграл бровями, явно подбирая слова, — явно вкуснее, чем сладкая паста с трюфелями, — я фыркнула, — но сложно сказать, — ну вот и все, сам будет теперь все готовить себе! — не принимай на свой счет, просто кое-кто в детстве в лаборатории отца глотнул серной кислоты и сжег себе почти все вкусовые рецепторы.
— Оуч, — я поежилась, — очень было больно?
— Не помню, — пожал плечами блондин, — я отключился сразу же, а очнулся с уже зажившим ожогом.
— И вкус теперь вообще не чувствуешь? — так-так, это интересно, надо будет все же пособирать себе данные, потому что та табличка была ну на редкость малоинформативной.
— Очень слабо, — это “слабо” не мешало ему с явным удовольствием есть единственный суп, который я в детстве ела без скандала. Доев, я встала, поставила тарелку в мойку и собралась в душ, — а еще есть?
— В кастрюле, — со смехом указав на плиту, я пошла купаться.
Ох уж эта мне блондинка, лишь бы сладенького поесть…
За полчаса, которые понадобились мне, чтобы привести себя в вид “я не занималась сексом почти всю ночь”, эта аристократическая задница помыла посуду, куда-то сходила, если судить по хлопкам двери, и переоделась. Шмотки он, конечно, подбирает отлично. Чуть свободные на икрах джинсы обалденно подчеркивают ноги, удобная даже с виду темная кофта, не облегая торс, не скрывает, что под ней довольно узкая талия. Вот же любитель показать себя во всей красе…
— Куда собрался? — поинтересовалась я у приглаживающего перед зеркалом волосы мужчины.
— Дела образовались, — легко улыбнулся Алекс, — за пару часов справлюсь.
— А когда тебя по твоим интерполовским делам вызовут? — не говорить же ему напрямую, что не хочу, чтобы он уезжал!
— Могут хоть сейчас, могут через месяц, — пожав плечами, он бросил расческу на свою сумку и поманил меня. Я без сопротивления подошла и обняла его за талию, — я тоже не хочу уезжать, — прикрыв глаза, я слушала шелестящий шепот и понимала, что хочу слышать его чаще, — с тобой так спокойно и хорошо, что я забываю бояться предательства.
— Я не предам, — тихо повторила я его слова.
— Обещаешь? — обхватив мое лицо ладонями, Алекс заглянул мне в глаза.
Такой беспомощный, загнанный, явно одинокий человек, мучительно боящийся очередной раны на сердце. Прямо как я.
— Обещаю.
Так нравится, когда он целует меня так же, как в первый раз. Бережно, аккуратно прижимает к себе, закрывает глаза, неудобно сутулится, по-змеиному острым раздвоенным языком без напора, но настойчиво оглаживает мой язык и не срывается на жадное, пусть и приятное вылизывание рта. Просто нежно и спокойно целует.
Я приехала на работу почти на час раньше, но это никого особенно не волновало. Никому не мешая, я уселась за стол в лаборатории, оставляя морг в распоряжении занятого сменщика, и взялась пробивать по базе отпечатки, принесенные кем-то из следователей. Ближе к обеду пришлось выехать на место преступления, но там сложностей особых не возникло — орудие убийства, коим являлся нож с полированной стальной рукоятью, торчало в груди непосредственно жертвы, так что даже вскрытие не требовалось. В квартире находилось трое родственников погибшего, признаваться ни один из них не спешил, так что я собрала отпечатки у всех, уже в лаборатории сравнила с теми, что на ноже, и скинула следователю. Дело закрыто, а у меня осталось полчаса до конца смены, вуаля.
— Кто там? — откликнулась я на стук в дверь.
— Это я, почтальон Стечкин, — ответили мне, как принято у нас в участке, — принес вам телеграмму про вашего ебыря.
— Иди в задницу! — огрызнулась я, по голосу безошибочно узнав Матвея.
— Да серьезно, — усевшись на стул, он вставил флешку в лежащий на столе разветвитель, — пришлось сегодня изъять запись финала того дела, которое он ведет.
— А что с тем делом? — уточнила я.
Как-то и забыла про своего мертвого недохозяина и иже с ним.
— Да там все просто, — пожал плечами бывший, — двое молодых охотников нарвались на одного из тех, за кем фон Маттерштейна сюда и послали, успели его ранить, но скончались от потери крови.
— Я их вскрывала, я знаю, — раздраженно поторопила я.
— Ну вот, сегодня он разбирался с остальными, — запустив видео, он развернул его на весь экран, — уж извини, два Дэ и без звука.
На видео был небольшой зал с парой бильярдных столов. Судя по месту появления знакомого светлого затылка, дверь там всего одна. С изумлением заметив у него в руках меч, я перевела взгляд на десяток расслаблявшихся за игрой мужчин. Они в ужасе пятились, некоторые достали пистолеты. Неторопливо избавив холодное оружие от ножен, Алекс сделал шаг вперед. В него тут же начали стрелять, я даже вздрогнула, но он уже перекатился вперед и легким движением отрубил одному стрелявшему обе ноги. Вставая, взмахнул мечом, разрубая плавным взмахом сразу двоих на неравные части. Кружился, как в танце, рассекая противников, как будто они из подтаявшего масла. Когда целых не осталось, он аккуратно отряхнул джинсы, вынул из-за пояса пистолет, добил контрольными тех, кого посчитал нужным, и, спокойно набрав чей-то номер, пошел к барной стойке, мягко переступая через тела и лужи крови. Взяв тряпку и зажав телефон между щекой и плечом, он так же невозмутимо пошел на выход, вытирая лезвие и что-то говоря. Стрельнул взглядом в камеру, висящую над дверью, и покинул помещение.