Да, спустя два года после выхода «Темных аллей» Бунин не мог получить за них не то что гонорара, но даже книги не видел! Не очень-то церемонился с ним Цвибак, Яков Моисеевич…
— Вера, пора ужинать!
Ужин был роскошный: омлет из яичного порошка, кофе со сгущенным молоком — ах, спасибо неведомым благодетелям из Америки! Вот уж действительно хорошие люди.
…Внимательный читатель уже готов задать автору вопрос:
— О каких «приглашениях домой» Бунин упоминает в письмах?
— Если бы знать! — честно отвечу на этот вопрос. — Увы, эта и подобные фразы о «приглашениях» и даже «посулах» в случае возвращения Бунина на родину неоднократно встречаются в его письмах, и ответить определенно, от кого исходили эти самые посулы, пока нет возможности.
И все же, зная некоторые черты характера Ивана Алексеевича и обстоятельства его жизни, попытаемся несколько рассеять «туман неизвестности». Причем будем идти к истине «от противного».
Тайны он умел хранить как никто другой. И вот допустим почти невозможную ситуацию: СССР ведет кровопролитную войну с Германией, а некто, наделенный «особыми полномочиями», отыскивает в далеком французском местечке Грас старого писателя и делает ему предложения о возвращении на родину.
Если бы подобное все же произошло, то можно быть уверенным: Бунин об этих предложениях не обмолвился бы ни словом даже самому близкому человеку, пользовавшемуся безграничным доверием, — жене. Он молчал бы до тех пор, пока дело не дошло бы до практических шагов по возвращению.
И совсем невероятно, чтобы он о «зазывах» стал распространяться в своих письмах…
Сделаем небольшое отступление. В 1971 году в «Новом журнале» (№ 105) появились любопытные заметки Георгия Адамовича «Бунин. Воспоминания». Старый приятель Ивана Алексеевича писал: «Война, военные неудачи, положение в России, огромные русские потери, все это чрезвычайно волновало Бунина, особенно в первые год-два, когда, казалось, Гитлер может выйти победителем. О настроениях его в это время, да и о более поздних, по окончании войны, сложились легенды. Русская эмиграция не была в военные годы вполне единодушна, что и способствовало возникновению всякого рода россказней. По другим причинам и другим побуждениям не обошлось без легенд и в Советской России.
…Должен без колебания, во имя истины сказать, что за все мои встречи с Буниным в последние пятнадцать лет его жизни я не слышал от него ни одного слова, которое могло бы навести на мысль, что его политические взгляды изменились. Нет, взгляды эти, всегда бывшие скорей эмоциональными, чем рассудочными, внушенные скорей чувствами, воспоминаниями и впечатлениями, чем твердым, продуманным предпочтением одного социального строя другому, взгляды эти, настроения эти оставались неизменны».
Адамович даже если действительно хочет оставаться беспристрастным и говорить лишь «во имя истины», тем не менее заблуждается в главном — взгляды Бунина как раз в последние пятнадцать лет жизни во многом изменились. Почему Адамович вдруг решил, что Бунин должен перед ним распахнуть душу? И не мог он знать о письмах в канун войны в Москву Толстому и Телешову, не ведал, разумеется, о дневниковых записях в 1943-м и 1944 годах, в которых Иван Алексеевич высказал заветное — свои думы о возвращении домой, на родину. Что касается Адамовича, то — не забудем, он действительно был одним из самых близких людей к Бунину. Но даже от него были скрыты замыслы писателя.
Как же все-таки объяснить слова Бунина о «приглашениях на родину»? Все обстоит, видимо, просто. Материальное существование писателя и его жены в последние годы войны почти полностью зависело от заокеанских «благодетелей». И у Бунина наверняка имелись основания полагать: те, кто помогает ему в США, крайне заинтересованы в том, чтобы нобелевский лауреат оставался в рядах эмиграции.
Разве мы теперь вправе судить старого и ослабшего от голода человека за то, что таким образом он стимулировал эту помощь?
ГЛАВА XII
30 апреля 1945 года, выбрасывая в черноту южной весенней ночи огненные снопы искр, паровоз уносил в Париж облезлые вагоны третьего класса. В одном из полутемных купе, прижавшись друг к другу, тихо дремали супруги Бунины.