– Но я никогда не слышала ничего подобного! – воскликнула Роза, когда рассказ был закончен. Она была так взволнована, что, кажется, позволила себе схватить мадам Дюкен за рукав.
– Конечно, не слышали. До сей поры вы не обладали знанием, – просто и веско ответила женщина.
После того как эта фраза была произнесена, все погрузились в молчание.
Роза не знала, что и думать. Если эти жуткие кортежи действительно проходят около ее дома, за год она должна была увидеть хотя бы один из них; если же никаких кортежей нет, смыл рассказа мадам Дюкен, возможно, ускользнул от нее полностью.
– В любом случае, если вы их услышите, не смотрите на них, – громко и внятно произнесла экономка.
Прочие по-прежнему хранили молчание; никто даже головой не кивнул.
Более Роза ничего не смогла выяснить. Через некоторое время разговор продолжился, но язык был для Розы непонятен, а то, что удавалось понять, казалось ей откровенно глупым. Вскоре Роза покинула дом мадам Дюкен, оставив ее в обществе друзей.
Ныне, войдя в гостиную, она окинула взглядом стены, лишь наполовину окрашенные свежей краской, и еще не расставленную мебель, привезенную из Лондона. Разумеется, перевозка мебели обошлась недешево, но покупать новую мебель на острове было бы еще дороже. Наверное, новая мебель лучше смотрелась бы в этом доме и лучше отвечала бы здешним условиям, но подобная покупка окончательно истощила бы финансы Розы. Что касается стен, она взялась красить их сама, решив, что на первых порах, пока она не нашла для себя более подходящего занятия, это вполне сойдет; однако выяснилось, что малярные работы требуют немалых физических усилий, и, провозившись несколько дней, Роза отложила кисть до той поры, когда наберется сил. До сих пор она старалась не замечать, в каком плачевном состоянии пребывает комната, но сегодня это бросилось ей в глаза. Честно говоря, даже услуги мадам Дюкен были Розе не по карману, и она прекрасно это сознавала; но справиться в одиночку со всей работой по дому было невозможно, да и общество другого человека, жизнерадостного и энергичного, было для Розы необходимо. Помимо всего прочего, мадам Дюкен согласилась на крохотное жалованье.
Именно поэтому Роза и смогла ее нанять; о том, чтобы платить за услуги экономки, так сказать, согласно рыночному курсу, не могло быть и речи. Однако в данный момент в голову Розе впервые пришло любопытное соображение: возможно, дешевизна мадам Дюкен подобна дешевизне дома и отдает некоторой противоестественностью. Мир вокруг нас непривычен к дешевизне, и в ней всегда есть что-то подозрительное. Возможно, подумала Роза, она начинает сожалеть о том, что приехала сюда, взвалив на плечи бремя новых трудностей и хлопот, связанных с очередным «прожектом» – именно так называл все ее начинания Деннис. Все это было слишком хорошо знакомо Розе – сделав решительный шаг, она вскорости начинала в нем раскаиваться; но в этот раз ей казалось, что она ускользнула от своих демонов, почти на целый год ускользнув от самой себя. Однако сейчас ее душой, несомненно, овладел страх; вокруг было слишком много поводов для тревоги, и, как всегда в подобных случаях, Роза ощущала, что погружается в глубокую депрессию.
Она бросила взгляд на собственное отражение в окне гостиной. Освещение было вполне подходящим, и даже грязь, облепившая окно, помогала ей разглядеть себя, создавая именно ту степень четкости, которая требовалась. Роза всегда придерживалась мнения, что в этой жизни основной движущей силой является борьба противоположностей, иногда мелких, иногда значительных; прежде, взглянув на собственное отражение, она часто впадала в уныние, а ныне, напротив, была приятно удивлена тем, как хорошо выглядит. Давным-давно Роза уяснила: чем сильнее ее уверенность в себе, тем больше шокирует ее собственное отражение. Жизни свойственно стремиться к равновесию, как в значительных вопросах, так и в мелких (хотя Роза была бы весьма озадачена, если бы ей пришлось разграничить эти две категории). Сегодня собственная внешность ее порадовала. Она до сих пор сохраняла прекрасную, или, по крайней мере, пропорциональную фигуру; толстый пушистый джемпер весьма ей шел. Даже лицо еще не окончательно утратило миловидность, решила Роза, хотя его и обрамляли седые волосы. Хорошо, что у нее хватило ума коротко остричь эти самые седые волосы; когда-то рядом с ней был мужчина, которому нравились женщины с короткими седыми волосами – но, к счастью или нет, ее собственные были тогда длинными и ярко-рыжими. Седину, несомненно, следует коротко стричь; отрастая, она всегда выглядит неряшливо, к тому же делает свою обладательницу похожей на ведьму. Роза вновь вспомнила о мадам Дюкен, хотя волосы последней отнюдь не были седыми; напротив, они были черны как вороново крыло. «Кожа у меня на удивление гладкая для моих лет», – отметила про себя Роза (много лет назад она приняла решение, пока это возможно, не разговаривать с собой вслух). Она растянула губы в улыбке, хотя понимала, что улыбка непременно получится горькой. Однако та вышла не столько горькой, сколько робкой и испуганной. Роза улыбалась, как застенчивый подросток. Отражение в грязном окне тут же расплылось и утратило всякое сходство с ней. Роза отвернулась, вновь расстроенная.