Поглядывая с огоньком в глазах сверху вниз на ее испуганное лицо, он оправдывался перед ней:
— Извини меня, что мое ужасное настроение расстроило тебя, Джина, пожалуйста, прости меня. Боюсь, что когда я касаюсь этой темы, я способен дать полную волю своему нраву, и я забыл, что для тебя чужды такие проявления чувств.
Два голубых копья вонзились в ее покрасневшее лицо, и его губы изогнулись в кривой улыбке.
— Как чудесно никогда не позволять эмоциям одолеть здравый смысл! Быть способным бесстрастно думать о любом предмете, даже не касаясь вопроса о правах человека и родственной привязанности.
Она почувствовала себя обвиненной, и инстинктивно подготовилась отвечать, но он опередил ее:
— Но хватит об этом, — он стегнул идущую иноходью кобылу вожжами, и та ускорила шаг. — Я очень много говорил о политике. Я привез тебя сюда, чтобы ты развлеклась, и надо бы посмотреть, как ты будешь это делать.
Он повернулся к ней спиной, когда Шина увеличила скорость. И Джорджина тоже откинулась на спинку, только тогда уразумев, что ее кулаки крепко сжаты, а тело напряжено от страха. Она почувствовала себя в изнеможении от ударов, нанесенных его словами, и ее оскорбили презрительные выпады, слетавшие с его языка. Как он мог обвинить ее в бессердечии и в том, что ее не занимают проблемы человечества? Она позаботится о Дидре и Дэниеле, и обо всех остальных, но она просто не знала, что существуют такие трагические обстоятельства, а иначе она непременно стала бы строить завод в Ирландии.
Ход мыслей прервался, воспоминание о заводе подействовало как холодный душ на ее переполненный размышлениями мозг. Как сатанински умен он! По ее жилам вновь заструилась ледяная вода, охлаждая чувства и попутно принося с собой здравый смысл. Она и в самом деле начала верить, что главным в его пылких речах было благосостояние его арендаторов; еще всего лишь один обман струн ее сердца, и она обещала бы ему все! Потрясенная тем, что сумела избежать такой опасности, она снова глубоко погрузилась в мысли и стала приводить в порядок свои эмоции, безжалостно решив, что Лайэн Ардьюлин не найдет ее такой же чувствительной при своем следующем нападении.
Скоро стало понятным, почему он выбрал в качестве транспорта для поездки Шину; никакое другое средство передвижения не могло бы пробраться по пути, который они избрали, даже наполовину так успешно, как эта маленькая крепкая кобыла. Они оставили позади цветущую долину и начали подниматься по неровной извилистой дороге, окаймленной валунами, казалось, заброшенными сюда рукой великана. Каждый крутой неожиданный поворот открывал глазам новые красоты окружающей природы, и она успела уделить восхищенное внимание фрагментам голубого озера и пикам, окутанным розовато-лиловым покровом, появившимся на дразнящие несколько секунд перед тем, как быстро исчезнуть из поля зрения за обнажениями серых скал. Они преодолели мили потоков, горных озер и великолепных утесов, прежде чем Лайэн остановился на узком каменном мосту, столь густо заросшем зеленым мхом, что можно было себе представить, что он не был построен, а вырос здесь, и позволил ей воспринять вид текущей воды, спускающейся каскадами вниз по склону горы, спотыкающейся об скалистый бок скалы и падающей серебряным потоком, исчезающим с неистовым журчанием под мостом около их ног.
— Прекрасно, какая красота! — прошептала она.
Лайэн улыбнулся:
— Это — ущелье Данлоу, которое, как гласит легенда, прорубил сам великий Финн Маккоул одним ударом своего могучего меча, но, — неожиданно поддразнил он ее, — ты не поверишь в это, пока не захочешь сама.
Однако она готова была поверить, что в районе, настолько глубоко скрытом в горах, где живут ирландские гномы и «маленький народец», рассказы о которых перехватывают дыхание и для которых до сих пор оставляют кусочки еды и глотки молока, исчезающие ночью, — в таком районе может случиться что угодно. Кэт многословно уверяла ее, что самое опасное — это поссориться с «ними», и страшно обиделась, когда Джорджина пренебрежительно рассмеялась над ее суевериями, но теперь, обдумав все, она не была так уверена — сам воздух был насыщен колдовством, она почти ощущала его.
— Не проголодалась? — земной вопрос Лайэна разрушал чары.
Когда она призналась, что действительно хочет есть, он спрыгнул с кабриолета, достал из-под сиденья плетеную корзину и подал ей руку, помогая спуститься.
— Пойдем найдем местечко поудобнее где-нибудь на траве и посмотрим, что тут Кэт для нас припасла.
Они поднялись немного вверх по ручью, где тенистые кусты сплетались над кристально чистыми омутами, и брызги воды висели мириадами радужных искр, пляшущих в солнечном свете, падающих с большого валуна, перегородившего путь течению. Он расстелил плед на влажной дернине, и, когда она уселась, открыл корзину с видом человека, готового оценить все, что было внутри.
Там была ветчина, плотно зажатая половинками свежеиспеченных булочек; восхитительные маленькие пирожки из слоеного теста, начиненные ароматной смесью рубленой говядины и мелконарезанных овощей, а на десерт — твердые зеленые яблоки, убедительно похрустывавшие на зубах, когда вгрызаешься в них. Джорджина не могла припомнить, когда бы ей пища доставила большее удовольствие. Когда она почти доела яблоко и выбросила огрызок, то растянулась, насытившись, на спине, чтобы насладиться теплом солнца, которое грело все сильнее. Она прислушивалась, закрыв глаза, к пронзительным трелям невидимой птицы, перелетавшей с ветки на ветку и призывавшей своего супруга. Она почувствовала какое-то движение, и поняла, что Лайэн последовал ее примеру и тоже растянулся рядом с ней на расстоянии вытянутой руки, но она не стала открывать глаза. Она слышала шум потока, преувеличенный в спокойном воздухе, потом совершенно незаметно этот шум начал становиться все тише и тише, пока наконец не исчез совсем, и она заснула.
Она не имела понятия, сколько времени проспала. Она проснулась сразу, почувствовав, что ее лицо кто-то щекочет, и подняла руку, чтобы отогнать, как ей показалось, надоедливую муху. Однако ее глаза раскрылись от удивления, когда кисть ее руки была крепко схвачена, а дыхание прервалось от удивления, потому что темная голова Лайэна заслонила небо. Он наклонился над ней с раздражающей ее улыбкой, и она увидела в его руке длинную соломинку, которой он, видимо, и щекотал ее, чтобы разбудить. Краска залила ее щеки, и она постаралась побыстрее сесть, однако он склонился еще ниже, не касаясь ее, но его пугающая близость заставила ее, раздираемую эмоциями смущения и гнева, отпрянуть.
Небо наверху уже не было таким голубым, как глаза, весело поблескивающие над ней, однако их призыв обняться не нашел ответного тепла в ее холодном сердце. Началась осада; даже новоприобретенное состояние жениха не остановило его от осуществления плана, разработанного дядей Майклом. Дрожь отвращения пробежала по ее телу, она почувствовала себя оскорбленной при мысли, что ею можно воспользоваться таким образом. Однако, хотя она и должна была перетерпеть его фальшивые попытки, чтобы успокоить его подозрения, ее месть, когда наступит час расплаты, окажется сладостной. Она подавленно спрашивала себя, может ли сила разума победить физическую слабость; однако может ли разум, хотя бы и строго контролируемый, обладать и предательскими импульсами слабого тела, и с этими мыслями к ней пришло решение подвергнуться испытанию.
Он был специалистом в бессловесной атаке. В молчании он предпринял первое пробное наступление — начал нежно поглаживать пальцами ее руку медленными ласковыми движениями, от которых в ее позвоночник текла восхитительная дрожь. Голубые глаза встретились с серыми, и сообщение, полученное ею, гласило: «Ты мне интересна. Я привлекателен, и я знаю, почему». Оно наполнило ее смесью ненависти, желания и страха. Его губы изогнулись в улыбке и пальцы, продолжая свое исследование, скользнули по кисти ее руки в поисках холодной ладони. Это была точка, от которой не было возврата. Она достаточно знала о любовных играх, чтобы понять, что наступил момент, когда либо надо дать отпор, либо поощрить, и если она выкажет досаду или испуг, то он немедленно отпустит ее, возможно, повторит попытку на следующий день. Она нежно пожала его руку в ответ. На мельчайшую долю секунды она глянула — не было ли это разочарованием? — в его потемневшие глаза, но затем каждая ее мысль оказалась заблокированной, когда он приблизил губы и взял в плен ее трепещущий рот поцелуем, который сказал ей со всей прямотой: «Я — мужчина, и я отчаянно желаю тебя!»