Стелла нахмурилась. Такая бесстрастная позиция Джорджины была неестественной. Стелла была убеждена, что вне пределов воздействия умелого очарования Лайэна Ардьюлина возьмут свое обычные милые черты Джорджины, ее живость и природные склонности. Однако эта холодная, отчужденная незнакомка, с глазами, слишком переполненными воспоминаниями, немного испугала ее. Она боялась потерять свою дочь, и сознание этого вызвало в ней панику. Она резко сменила тему разговора.
— Давай-ка съездим сегодня вечером в бунгало на пляже, дорогая, — в самом деле, соберем вещи и проведем там несколько дней. Как думаешь, можно нам прогулять их?
Однако попытка заинтересовать этим Джорджину провалилась, потому что та только наполовину вышла из созерцательного состояния и примирительно улыбнулась.
— К сожалению, мама, мне надо заняться кое-какими делами. Давай в другой раз?
— Делами? Какими делами? Все, что надо, может сделать Сузан…
— Моими личными делами, мама, — тон слов Джорджины был резким. Было видно, что она обижена на то, что Стелла настаивает на своем, и той пришлось отказаться от вопроса, который уже был готов сорваться с губ. Она была убеждена, что Джорджина что-то утаивает от нее, и знать это было очень обидно. Однако Стелла уже научилась действовать осторожно, когда речь шла о ее дочери; просить, а не требовать, и смолчать, когда все инстинкты требовали спросить.
— Превосходно, — ответила она с импровизированным чувством собственного достоинства, — я поеду сама, если ты не против провести в одиночестве несколько дней.
Джорджина еле сдержалась от ответа, что это будет просто божественно, и вместо этого улыбнулась ей умиротворенно:
— Конечно нет, мамочка, поезжай, отдых будет тебе полезен. И не торопись вернуться, пока не отдохнешь как следует, воспользуйся в полной мере такой чудесной погодой.
Уже не в первый раз за последние три месяца Стелла почувствовала, что от нее что-то скрывают, и это ощущение было беспредельно унизительно для нее, привыкшей самой так поступать. Она, с румянцем на щеках, оставила свою дочь наедине с ее мыслями, уверенная как никогда прежде, что влияние, оказываемое ею на дочь в прошлом, теперь уже не существует, и что для нее пришло время выработать новый стиль поведения и ведения дел — стиль, не требующий присутствия Джорджины.
Джорджина все еще стояла, когда получасом позже в дверь постучала и вошла в комнату Сузан Честерман с пачкой бумаг.
— Не подпишете ли эти письма, мисс Руни? — Джорджина отвернулась от окна и послушно взяла в руки перо. Когда ее подпись стояла на последнем листе, она распорядилась:
— Сузан, я ожидаю мистера Драйзберга. Когда он придет, проводи его ко мне, и после этого можешь быть свободна. Сегодня для тебя больше работы не будет, и ты тоже можешь воспользоваться этой погодой, я знаю, ты любишь загорать. Скажи, моя мать уже ушла?
— О, огромное спасибо, мисс Руни. Да, миссис Руни ушла несколько минут назад.
Джорджина удовлетворенно вздохнула, и толчком запустила письма по лакированной крышке стола к Сузан.
— Очень хорошо, теперь я спокойна.
Через пять минут Сузан ввела к ней коренастого среднего роста мужчину. На нем был хорошо сшитый костюм, однако его румяное лицо позволяло думать, что это фермер или человек сходной профессии, а отнюдь не член клана юристов, которым он был на самом деле.
— Добрый вечер, мистер Драйзберг, — протянула ему руку Джорджина. — Надеюсь, что у вас для меня хорошие новости?
Он энергично встряхнул ее руку и расплылся в лучезарной улыбке.
— У меня, мисс Руни, просто наилучшие новости! Все ваши предложения выполнены точно по плану. Прежде всего я связался с Бюро торгового рыболовства США, и там уверили меня, что исследовательская бригада, посланная ими на западное побережье Ирландии несколько лет тому назад, предоставила оптимистический обзор перспектив развития там рыбной промышленности. Они говорят, что там большие запасы самых разных пород рыб и морепродуктов — сельдь, мерланг, камбала, треска, пикша, омары и раки — около побережья, а также растущее поголовье лосося в реках. Далее, уже имея эту информацию, я обратился в фирму, изготавливающую свежемороженные продукты, о которой вы упоминали, и, после ряда долгих обсуждений, они благосклонно отнеслись к вашему предложению построить холодильник и консервный завод в Керри. Этот завод, конечно, и является предметом вложения солидной суммы ваших капиталов.
На его широком лбу собрались морщины, придавая ему сходство с обеспокоенным гномом.
— Это — единственное место в схеме, которым я не вполне удовлетворен, мисс Руни. Абсолютно ли вы уверены, что вам следует вложить в это дело все деньги, оставленные вам вашей бабушкой? Вам следует знать, что если вы поступите именно так, у вас фактически не останется наличного капитала.
— Я все это знаю, — подтвердила Джорджина с глазами, блестящими от радостных предчувствий. — Продолжайте, мистер Драйзберг.
Он пожал плечами, поняв, что она примирилась с этим.
— Очень хорошо, если вы того хотите. — Он открыл папку для бумаг и извлек оттуда целую стопку писем, которые перебирал во время своего доклада. — На следующем этапе я связался с вождем клана Ардьюлин.
Сердце Джорджины подпрыгнуло до горла при упоминании имени Лайэна, и ей пришлось изо всех сил обуздать свои эмоции, чтобы сосредоточиться на дальнейших словах Драйзберга.
— Не приходится и говорить, в какой восторг он пришел, когда я обрисовал ему предполагаемый проект. Он уверил меня, что Министерство рыболовства Ирландии поможет развитию этой промышленности, обеспечив лодками и орудиями лова, подготовкой персонала и информацией о новых методах рыболовства, и что вопрос о рабочей силе не представляет никаких сложностей, так как ему известны десятки семей, сыновья которых работают в Англии и только дожидаются возможности вернуться домой.
В это время решительно вмешалась Джорджина, и Драйзберг чрезвычайно удивился, увидев блеск скрываемых слез в ее глазах.
— Я надеюсь, вы сдержали свое обещание не упоминать моего имени, мистер Драйзберг?
Он медленно кивнул, убежденный, что его подозрения оправдались: с ее стороны это была не деловая сделка, а филантропическое мероприятие, основанное на чувствах — удивительное отклонение от обычных дел этой семьи, если верить всему тому, что он слышал о методах ее матери. Но поскольку у него самого была сильна сентиментальная жилка, он почувствовал теплое отношение к ней.
— Вам не следует беспокоиться, уверяю вас, ваша тайна погребена во мне. Никто, кроме вас и меня, никогда не узнает, кто является анонимным благотворителем Керри. Никогда, то есть до тех пор, пока вы когда-либо не решите сделать это достоянием общественности. Однако есть один пункт, о котором я должен предупредить вас. Правительство Ирландии настаивает на том, чтобы вы получили подтверждение его благодарности более личным способом, чем просто в письменном виде, поэтому его просьба состоит в том, чтобы вы согласились принять одного из министров, который по их поручению выскажет свою благодарность устно. Вы согласны на это?
Заметив, что это ее взволновало, он, предупреждая ее отказ, заговорил:
— Я убедительно советую вам пойти на это и дать свое согласие, мисс Руни, хотя бы ради спокойствия. Не знаю, известно ли вам, но ирландский темперамент таков, что нам придется затратить не менее трех лет, чтобы настоять на своем, если вы откажетесь принять этого министра сейчас. Для вас это будет пустая формальность, — убеждал он ее, — но для них совершенно необходимо в смысле хороших манер.
Внутренне сопротивляясь, Джорджина все же вынуждена была уступить.
— Я понимаю, мистер Драйзберг, что же, вы можете сообщить правительству Ирландской Республики, что я с удовольствием приму их представителя в любое подходящее для них время, но они должны обещать, что этот визит никак не будет освещен в прессе и что мое имя следует упоминать в самой незначительной степени. Если они не согласятся с этим, я лишу их своей поддержки, и, поверьте мне, без всякой охоты.