Свет от камина бросал блики на лицо Бартелеми, стоящего у двери, и взгляд Анны устремился в глаза ее любимого.
Она вся сияла от счастья. Это было неоспоримо. Она стала немного старше, на несколько лет, но ее глаза были все такими же светлыми, улыбка — мягкой и нежной. Довольство окутывало ее словно плащом — состояние женщины, которая любит и знает, что любима. Один лишь взгляд на нее безо всяких слов говорил, что певец не соврал, когда утверждал, что Анна счастлива. Отец Иан напряженно вспоминал. Разве не так же она смотрела на мир, когда он обвенчал ее с Раймондом Хереви? Он не мог уже вспомнить точно, так много лет прошло. Он лишь припомнил, что той далекой ночью она смотрела на своего мужа с той же жаждой ласки. После того как Раймонд уехал на чужбину, то же самое выражение появлялось в ее глазах каждый раз, когда его имя упоминалось в разговоре. Священник верил тогда, что она любит преданно и крепко. Но наблюдая за нею теперь, он видел, что она счастлива, как никогда. Отец Иан понял, что все эти годы ошибался — ее тогдашняя преданность была, скорее всего, самоотречением. Сам слишком наивный, он не понимал, что тогда значил ее голодный, жаждущий взгляд. Должно быть, все эти годы Анна в глубине души знала, что Раймонд Хереви на самом деле не любил ее всем сердцем, и никогда не полюбит.
Внезапно молодая мать заметила присутствие священника и побледнела.
— Отец… Отец Иан… — прошептала она, смутившись. — Я… Я никак не ожидала вас увидеть… но что это я, входите, входите, пожалуйста!
Немного придя в себя от изумления, она быстро поднялась на ноги и направилась к двери.
— Давайте, я сниму с вас плащ, вы же совсем промокли. Берите табурет, садитесь к огню. Вам нужно обсохнуть и подкрепиться.
Бартелеми подошел к ней с другой стороны, обнял Анну и горячо прижал ее к себе.
Она в испуге повернулась к милому другу:
— Бартелеми!
— Все в порядке, любимая, — успокаивающе сказал арфист. — Нет нужды притворяться, играть в прятки. Я уже исповедовался в наших общих грехах святому отцу. Отец Иан все знает…
Анна освободилась из его объятий.
— Но он же известит епископа!
— Нет, я этого не сделаю, — быстро заверил ее священник. — Это не в моих правилах.
— Так вы не осудите нас на адские муки?
Потирая ладони друг о друга, чтобы согреть их, отец Иан пододвинулся ближе к огню.
— Нет. Я сомневаюсь, чтобы это вам не припомнили на Страшном Суде, но у меня достаточно житейского опыта, чтобы научиться терпимости. Если ты, Анна, счастлива с этим молодым человеком…
Анна одарила Бартелеми нежной улыбкой и, придвинувшись к нему, сплела его руку со своей.
— Я счастлива, отец, я очень счастлива!
— …И если он будет заботиться о тебе и о твоем сынишке…
— Я это сделаю, отец, — серьезно промолвил Бартелеми.
— …То я никому не скажу ни слова о Раймонде Хереви. — Отец Иан сосредоточенно повел носом. — Этот гусь замечательно пахнет, — сказал он.
Анна поняла намек.
— Разделите с нами вечернюю трапезу, святой отец, — предложила она.
— Если вы очень меня попросите…
Малыш Арлетты, здоровенький мальчуган с рыжими волосиками, в точности как у его матушки, родился около полуночи.
Клеменсия понесла весть об этом вниз в зал, где еще с вечера толпились те из замковой челяди, кто сгорал от любопытства и хотел первым узнать новости. Ее голова клонилась от усталости. Хотя сами роды прошли удивительно легко, все же ей пришлось немало поволноваться.
Она толчком открыла дверь.
Леди Петронилла восседала на кресле с высокой спинкой, подвинув его поближе к огню. Она сидела там, как на троне, прямо и гордо. Рядом с ней стоял ее супруг. Вместе они были похожи на нарисованную картинку.
Сэр Гвионн сидел на краю столешницы, покачивая ногой и от нечего делать прислушиваясь к разговору между сэром Жиллем и Вальтером, мужем Клеменсии. На столе стояло блюдо с горкой цукатов и две винные бутылки, обе пустые.
При появлении Клеменсии на нее уставились пять пар глаз.
Щеки Гвионна Леклерка были необыкновенно бледны, при свете свечей его ужасный шрам выглядел рваной красной полоской. Темные глаза ушли глубоко в глазницы.
Вальтер встал и двинулся ей навстречу.
— Все кончилось, — промолвила Клеменсия, обнимая супруга.
Тот погладил уставшую за суматошный день жену по волосам, и протянул ей кубок с вином.
— Выпей, это бонэское, из графских запасов. Его очень любил покойник… Горячее, со специями, прекрасно восстанавливает силы.
Клеменсия одним глотком влила в себя полкубка.