Прибежим, поиграв под луной,В наши избы – небесные кущи.И не зря мы молились веснойВ белом храме о хлебе насущном.
Русские
Нас не поставить силой на колени.Но можно обмануть.Мы часто побеждаем отступленьем,И в этом суть!
Мы только Богу в храмах бьем поклоны,Даем гонимым хлеб и кров.Для русских пятая колоннаОпаснее других врагов.
* * *
Задернул вечер занавески.Меж серых айсбергов плыву.Январь. Морозно. Старый НевскийБлестит в витринах, как во льду.
Оставил бар, вино в стаканеИ глаз погасших синеву.По тротуару, как «Титаник»,К семейной гавани плыву.
Огни реклам. Все как в тумане.Фальшив и призрачен уют.И проститутки, как пираньи,Вокруг неистово снуют.
* * *
Трубили печи в каменные трубы,А ветер в луже облако лакал.На женскую любовь я ставил губы,Как на лису охотничий капкан.
Любовь хитрила. Но ее изнанка,Как соль, белела на моем виске.Мне дождик предсказал, а не цыганкаСудьбу по незатейливой руке.
Стоптав ботинки и разбив коленки,Я понял: мир – шершав и угловат.На мачте поднят парус, будто к стенкеПоставлен неприятельский солдат.
Куда плыву? Переплываю Лету.Трепещет зыбь, как травы на лугу.И словно серебристые монетыБросаю годы в мертвую реку.
* * *
Сентябрь. Набухшие аллеи.Из туч скрежещет поздний гром.Листва от сырости ржавеет,Не рощи, а металлолом.
Жить в металлической пустынеДо снега… Воют провода.Ржавеет прошлое. ОтнынеНад миром ржавая вода.
Все, что болело, отболело.Душа к дождям не рвется ввысь.Ржавеет вымокшее тело,И ржавчина съедает жизнь.
* * *
Надгробно – рекламные плиты.Сиянье неоновых свеч.Чужие слова, как бандиты,Насилуют русскую речь.
То самоубийства, то стрессы —Срывается с плеч голова.Людей искушают, как бесы,Страстями чужие слова.
Была бы кириллица вечной —В молитве над храмом кружим.Не облагороженный речью,Родной мир нам станет чужим.
* * *
Мы счастья ждем, как солнца – из-за тучи.И нам не суждено узнать пока,Что отдадим и что взамен получим.Да не отсохнет щедрая рука!
Подарим радость и больным, и сирым.Наверно, счастье в том, чтоб быть собой.А безразмерность горестного мираМы измеряем собственной судьбой.
IV
* * *
«А Русь еще жива… Еще жива…Ни немцу не поддастся, ни монголу…»Слова во рту сгорают, как дрова,Подогревая в голове крамолу.
Не скрипы колесниц, не звон мечейТревожат сердце. Есть страшней невзгоды.От пламени обманчивых речейБесследно гибнут страны и народы.
* * *
Сапоги мои – скрип да скрип…
Устал шагать. Сносились сапоги.В крестьянском доме водкою согреюсь.Деревни вдоль дороги – узелки,Что Бог вязал, на память не надеясь.Деревня – пять коров на семь дворов,А веники в сенях древнее лавров.Железные останки тракторовБлестят, как будто кости динозавров.Меж осенью и летом – журавлиКлин вбили, приближая время спячки.И жадно тянут воду из землиСтволы деревьев, словно водокачки.Россия – в свалку превращенный храм,Иду и плачу – топь на месте луга.Давно церковным звоном по утрамСеленья не приветствуют друг друга.
Живетьево
Рассвет. Калиток скрип. Собачий лай.Над трубами – дым, свившийся в колечки.Живетьево… Черемуховый край.Деревня дремлет меж ручьем и речкой.
Пыль тихо гонят к пастбищу стада,Пастуший кнут звучит раскатом грома.Такой ее запомнил навсегда,Когда в слезах простился с отчим домом.
Живетьево… Зарос и высох пруд.Нет «пятачка», где наша юность пела.Другие люди поселились тут,Которым нет до прежней жизни дела.
Труд с совестью вошли в крутой раздрай,Взошел бурьян непроходимой чащей.Конюшни нет, капустника… Сарай,Где лен хранился, сломан и растащен.
Живетьево… Жизнь не всегда права.Не вырастили для крестьянства смену.Черемухи спилили на дрова,А в дождь в деревне грязи по колено.