Где удаль? Где отцов и дедов речь?В полях растут осины да березы.Но вспомню перед тем, как в землю лечь,И белый цвет, и ягод черных слезы.
* * *
Полрощи в солнышке игольчатом.Печали нет и грусти нет.Душа – поляна колокольчиков:И синий звон, и синий свет.
Поют и птицы, и кузнечики.Слеза от радости течет.Душа цветет. И все изменчиво…Но остальное все не в счет!
Старушка
Поет из-за печки старушке сверчок,Цветут на комоде открытки.И смотрит подсолнуха черный зрачокВ слепое окно у калитки.
Дряхлеет… Все реже из ветхой избыВыходит в боры и дубравы.Уже собирает гнилые грибыИ сушит над печкою травы.
Она не считает, как прежде, года,Не думает, сколько осталось.В душе отстоялась, как будто вода,Святая безмолвная старость.
* * *
Жизнь идет от порога к порогу,Находя утешенье в ходьбе.Мама искренне молится БогуПред иконою в русской избе.
Утром дерево детского ростаСтелет ковриком тень на крыльцо.Все таинственно, мудро и просто.У всего есть душа и лицо.
Палисадник, заросший цветами.Зелень прутиков около пней.Мама меряет жизнь не годами,А моими приездами к ней.
* * *
Тропинка бежит со двораЗаглавною строчкой анкеты.А мама добра и стара —Исполнилось семьдесят летом.
У мамы на окнах цветы.Под окнами старый колодец.Соседи, как правда, просты.Один я здесь – что инородец.
Солятся в бочонке грибы,И вялится рыба под крышей.В игре бесприютной судьбыЯ детство домашнее слышу.
Шурша, облетает листва —С ней ветер вступает в беседу.Я счастлив, что мама жива.Мне жаль, что отсюда уеду.
* * *
Хвоей усыпав причал,Сосны шумели крылато.Крался к воде краснотал,Чтобы напиться заката.
В лодках, в деревьях, в пескеЮности берег светился.Ясно, как в тихой реке,В памяти он отразился.
В снах перевернута явьИ замирает движенье.Но не добраться и вплавьМне до того отраженья.
* * *
Сумерки. Поют перепела.В облаках закатных – пятна света.Незаметно липа отцвела,Ящеркой скользит по травам лето.
Провожая ласточек в полет,Насладимся грустью и покоем.Жизнь от нас меж пальцев ускользнет —Не поймать неловкою рукою.
* * *
Забор. Сорока на калитке.Ольшаник. Вербные кусты.И наступают пирамидкиНа деревянные кресты.
Я разведу кусты рукою —В безвестный холмик ткнется глаз.И нет ни вечного покоя,Ни вечной памяти у нас.
* * *
Станция. Старый автобус. БилетомОбзаведусь. И отступит мороз.Родина встретит лазоревым светомЧистых снегов и пречистых берез.
Небо прозрачное высветлит душу,Над горизонтом затеплит звезду.Мартовский вечер. Подмерзшие лужи.Кто меня ждет? И куда я пойду?
Станет автобус. Тропинкой знакомойТени деревьев потянутся вслед.И засияет над маминым домомДетская память – Божественный свет.
* * *
Поле комбайном выбрито,День за окном погас.Мама читает БиблиюТысяча первый раз.
В Библии нет закладок.Каждая строчка свежа.Маме девятый десяток,Просится к Богу душа.
Ярко цветет настурция,Теплится свет икон…Библия – не Конституция,Но Основной Закон.
* * *
Мы юными были. Вечерняя мглаЗвала нас кузнечиков слушать.Сначала тянулись друг к другу тела,А после – пугливые души.
Ах, жизнь! Миражи и мечты забрала.Теперь – что озера, что лужи…Сначала в любви износили тела,А после растратили души.
* * *
Тане
Вечер. Вместе солнце и лунаПрилегли на крышу старой дачи.Дремлет юный ветер. Тишина.Воздух неподвижен и прозрачен.
В ледяных осколках дачный пруд,Сонные аллеи на просушке,Синие подснежники бредутРобко по безлиственной опушке.
Я привык приветливо встречатьВсе вокруг, что долюбить осталось.Утвердило сердце, как печать,Чувствами и молодость, и старость.