* * *
Юрию Курганскому
Снится сон: мучительно и странно
Видеть заполярную весну.
С аварийным дифферентом на нос
Мой корабль уходит в глубину.
Океан раскачивают ветры.
Айсберг отражает лунный свет.
Глубина – четыре километра.
Дно – гранит. На всплытье шансов нет.
Просыпаюсь. Сердцу неспокойно.
Не спасет от бед уют квартир.
В полигонах вызревают войны.
Скоротечна жизнь. И зыбок мир.
II
1955 год
Я родился,
когда еще пепел войны не остыл.
Дети в роще играли
немецкой простреленной каской.
В пол, как в колокол, бил скорбно
старый костыль —
Инвалид шел в худой гимнастерке
солдатской.
Улыбались на стенах
слегка пожелтевшие фото
Непришедших солдат —
между хмурых икон.
Пьяно вскрикивал в чайной:
«В атаку, пехота!»
Одноногий печник,
вспоминая штрафной батальон.
В почерневшей избе
хрипло хлопали шкафчика дверцы,
В ней старуха жила,
пыль сметая с военных картин.
И позднее я понял
ранимым мальчишеским сердцем,
Почему в деревнях
больше женщин и меньше мужчин.
Отцу
Из калитки ты шагнул в войну
С легкою котомкой за плечами.
И, как предки к правде в старину,
Шел по ней и днями, и ночами.
В поисках всемирной тишины
Укрощал безжалостные доты.
И в Берлине вышел из войны
Через Бранденбургские ворота.
В День Победы
«Танки прут… Их пуля не берет…
Взвод в земле… В живых лишь я, сынок!
Оставляю Сорок первый год,
По России пятясь на восток».
Он заплакал… Распахнул окно…
Прохрипел, садясь на табурет:
«Помни – поражение одно
Не забыть и после ста побед!»
Отступленье, пепел, плач сирот
От отца ко мне приходят в сны.
Поминаю Сорок первый год,
В семьи не вернувшийся с войны.
Возвращение
Он в хату вошел невесел.
– За душу молились?.. Ждали?..
И рядом с иконой повесил
На стену свои медали.
Друзей поминал. И плакал,
Казалось, что мир нереален.
И грозно смотрел из мрака
С медалей Иосиф Сталин.
Сорок первый год
Сорок первый, хмурый и уставший,
В окруженье раненным попавший…
Сорок первый, без вести пропавший,
Мертвых в спешке не похоронивший,
Под Москвой врага остановивший,
Ты несешь и горестно, и свято
Имя неизвестного солдата.
* * *
Неизвестный солдат. Мы покойных
забываем… Они помнят нас!
Справедливы солдатские войны,
если выполнен точно приказ.
Всех погибших помянем достойно,
на потомков потом поворчим.
Справедливы солдатские войны,
а о маршальских… мы помолчим.
Высота
Разбитый дот. Осколочный металл.
Война давно ржавеет в катакомбах.
Вслепую здесь похоронил обвал
В корнях берез не взорванную бомбу.
А соловьи поют. Земля в цвету.
Среди травы разбросаны ромашки.
Березы атакуют высоту,
Как моряки в разорванных тельняшках.
* * *
Опустели, как в дождь, бельевые веревки —
Нищета. Мы у века живем на краю.
Петербургу не выплакать слез Пискаревки
И не снять ленинградской блокады петлю.
Прячем взгляды в себя, сторонимся друг друга;
Как в тугом кошельке, в сердце носим вину
Перед теми, кто умер. Мы загнаны в угол.
Шулера – словно карты – тасуют страну.
Ветеран
Твой ракетный крейсер на флоте
Называли гордо «Варяг».
И хранится – свято! – в комоде
Корабельный гвардейский флаг.
Ты Евангелием от Матфея
Зачитался – вокруг нищета.
А над якорем багровеет
На кокарде – раной! – звезда.
Все осмеяно или оболгано
Телеящиком – метод не нов.
Весел внук комиссара Когана
Юморист Абрам Иванов.
Нет здоровья и нет заботы
Государства… Но ты молчишь!
Отобрали скупые льготы —
В болтовню упакован шиш.
Потерялась на жизнь надежда —
У властей винегрет в голове.
Ты умрешь под забором коттеджа,
Собирая бутылки в траве.
Проститутка в прозрачной блузке
Усмехнется: «Старик был глуп».
И охранник «нового русского»
Закопает на свалке труп.