Слова были прозаичны - Трумэн был человеком фактическим, - но смысл их был революционным. В прошлом политические лидеры почти всегда оставляли за своими военачальниками право решать, какое оружие использовать для ведения войны, независимо от того, какие разрушения оно может вызвать. Предупреждения Клаузевица с годами мало что изменили в этой тенденции. Линкольн дал своим генералам свободу действий, чтобы сделать все необходимое для победы над Конфедерацией: до конца Гражданской войны погибло более 600 тыс. американцев. В Первой мировой войне гражданское население практически не ограничивало военные силы, что привело к катастрофическим последствиям: в битве на Сомме за один день погибло около 21 000 британских солдат - большинство из них за один час. Во время Второй мировой войны англо-американские стратегические бомбардировки во многие ночи приводили к десяткам тысяч жертв среди гражданского населения, причем никто не будил Черчилля и Рузвельта, когда это происходило. А сам Трумэн предоставил армейским ВВС определять, когда и где будет сброшено первое атомное оружие: названия "Хиросима" и "Нагасаки" до падения бомб были знакомы ему не больше, чем кому-либо другому.
Однако после этого Трумэн потребовал резко отказаться от прежней практики. Он настаивал на том, чтобы доступ к атомным бомбам и их дальнейшие разработки контролировались не военными, а гражданскими ведомствами. В 1946 г. он также предложил передать все это оружие и средства его производства вновь созданной Организации Объединенных Наций, хотя, согласно "плану Баруха" (названному так по имени представившего его государственного деятеля Бернарда Баруха), американцы не откажутся от своей монополии до тех пор, пока не будет создана надежная система международных инспекций. Тем временем Трумэн, несмотря на неоднократные просьбы все более разочаровывающихся военных планировщиков, отказался уточнить обстоятельства, при которых они могут рассчитывать на применение атомных бомб в любой будущей войне. Это решение должно было оставаться прерогативой президента: он не хотел, чтобы "какой-нибудь лихой подполковник решал, когда наступит подходящий момент для сброса бомбы".
В позиции Трумэна были элементы нелогичности. Она делала невозможной интеграцию ядерного оружия в существующие вооруженные силы. Оставалось неясным, как американская атомная монополия может быть использована для побуждения Советского Союза к более активному политическому сотрудничеству. Это препятствовало попыткам сдерживания: администрация рассчитывала, что новое оружие не позволит Сталину использовать преимущество Красной Армии в живой силе в Европе, но, поскольку Пентагон был лишен даже базовой информации о количестве и возможностях этих устройств, было совершенно неясно, как это должно было произойти. Вполне вероятно, что в первые несколько лет послевоенного периода советская разведка знала об американских атомных бомбах больше, чем Объединенный комитет начальников штабов США. Настолько хороши были московские шпионы, проникшие в высшие эшелоны британской разведки, и настолько сильна была решимость Трумэна сохранить превосходство гражданских властей над собственным военным ведомством.
В конечном итоге эти ошибки оказались менее значимыми, чем прецедент, который создал Трумэн. Ведь отказав военным в контроле над атомным оружием, он подтвердил гражданскую власть над ведением войны. Не читая Клаузевица - по крайней мере, насколько нам известно, - президент возродил великий принцип этого стратега, согласно которому война должна быть инструментом политики, а не наоборот. Мало что в биографии Трумэна могло предсказать такой исход. Его военный опыт - капитан артиллерии Первой мировой войны. Он был неудачливым бизнесменом и успешным, но ничем не примечательным политиком. Он никогда не стал бы президентом, если бы Рузвельт не вывел его из Сената в качестве кандидата в вице-президенты в 1944 г., а затем умер.