Но к тому времени, когда Эйзенхауэр сделал это заявление, физика термоядерных взрывов разрушила его логику. Критическим событием стало BRAVO - американское испытание, проведенное в Тихом океане 1 марта 1954 года и вышедшее из-под контроля. Мощность взрыва составила 15 мегатонн, что в три раза больше ожидаемых пяти, или в 750 раз больше мощности атомной бомбы в Хиросиме. В результате взрыва радиоактивные осадки разлетелись на сотни километров в сторону ветра, заразив японское рыболовное судно и убив одного из членов его экипажа. Менее опасные обломки вызвали срабатывание детекторов радиации по всему миру. Вопрос, поставленный перед ядерным оружием, был суров: если один термоядерный взрыв может привести к глобальным экологическим последствиям, то каковы будут последствия применения десятков, сотен или даже тысяч единиц ядерного оружия?
Первый ответ, как ни странно, пришел от Георгия Маленкова, замасленного аппаратчика с одиозным послужным списком, который, скорее по счастливой случайности, чем по умению, оказался в триумвирате, сменившем Сталина. Через 12 дней после испытания BRAVO Маленков удивил своих коллег, а также западных наблюдателей за Советским Союзом, публично предупредив, что новая мировая война, ведущаяся с применением "современного оружия", будет означать "конец мировой цивилизации". Советские ученые быстро подтвердили в сверхсекретном докладе кремлевскому руководству, что взрыв всего сотни водородных бомб может "создать на всем земном шаре условия, невозможные для жизни".
Тем временем аналогичный вывод формировался в сознании гораздо более выдающегося государственного деятеля, ранее не отличавшегося пацифистскими наклонностями. Уинстон Черчилль, вновь ставший премьер-министром Великобритании, всего несколькими годами ранее призывал американцев спровоцировать военную конфронтацию с Советским Союзом, пока сохраняется их атомная монополия. Но теперь, после BRAVO, он полностью изменил свою позицию, указав своему военному союзнику Эйзенхауэру на то, что всего несколько таких взрывов на британской территории приведут к тому, что его страна станет непригодной для жизни. Однако это не обязательно было плохой новостью. "Новый террор, - заявил старый вояка в Палате общин, - вносит определенный элемент равенства в уничтожение. Как ни странно, именно на универсальность потенциального уничтожения, как мне кажется, мы можем смотреть с надеждой и даже уверенностью".
Действительно, странно, что столь непохожие друг на друга лидеры, как Маленков и Черчилль, практически в одно и то же время говорили об одном и том же. Однако для них последствия "равенства в уничтожении" были очевидны: поскольку война с применением ядерного оружия может уничтожить то, что оно призвано защищать, такая война не должна вестись никогда. В очередной раз общее ощущение ядерной опасности преодолело различия в культуре, национальности, идеологии, морали, а в данном случае еще и в характере. Но ни один из этих лидеров не был в состоянии определять стратегию "холодной войны": Кремлевские коллеги Маленкова быстро понизили его в должности за пораженчество, а Черчилля возраст и нетерпеливые подчиненные заставили уйти с поста премьер-министра в начале 1955 года. Эйзенхауэру и сместившему Маленкова Никите Хрущеву предстояло найти баланс между страхами и надеждами, которые теперь связывались с термоядерной революцией.
VII.
Айзенхауэр сделал это изысканно, но страшно: он был одновременно самым тонким и жестоким стратегом ядерной эпохи. Физические последствия термоядерных взрывов ужасали его не меньше, чем Маленкова и Черчилля: "Атомная война уничтожит цивилизацию", - утверждал он через несколько месяцев после испытания BRAVO. "Погибнут миллионы людей... . . Если Кремль и Вашингтон когда-нибудь сцепятся в войне, результаты будут слишком ужасны, чтобы их представить".Когда в начале 1956 г. ему сказали, что советское нападение на Соединенные Штаты может уничтожить все правительство и погубить 65% американского населения, он признал, что "придется буквально выкапывать себя из пепла и начинать все сначала". Вскоре после этого он напомнил своему другу, что "война подразумевает соревнование". Но что это будет за соревнование, если "перспектива близка к уничтожению противника и самоубийству для себя"? К 1959 г. он мрачно утверждал, что в случае войны "с таким же успехом можно пойти и перестрелять всех, кого видишь, а потом застрелиться самому".