Даже среди американцев были сомнения. Новый курс" Рузвельта залатал, но не излечил экономические проблемы страны: только расходы военного времени сделали это, и не было никакой уверенности в том, что после войны, когда федеральные бюджеты сократились до нормального уровня, депрессия не вернется. При Ф.Д.Р. власть правительства значительно расширилась, но будущее рынков, спонтанности и даже, по мнению его многочисленных критиков, самой свободы было гораздо менее ясным. "У нас в целом больше свободы и меньше равенства, чем в России", - писал один из обозревателей в 1943 году. В России меньше свободы и больше равенства". Вопрос о том, следует ли определять демократию прежде всего в терминах свободы или равенства, является предметом нескончаемых споров".
Это замечание могло исходить от благонамеренного, но бесхитростного вице-президента Рузвельта Генри А. Уоллеса, которому всегда было трудно определиться в подобных вопросах. Но на самом деле его автором был жесткий богослов Райнхольд Нибур, который сегодня известен своей стойкостью в противостоянии коммунизму в годы "холодной войны". То, что Нибур во время Второй мировой войны мог задаваться вопросом о том, свобода или равенство должны в первую очередь определять демократию, как нельзя лучше свидетельствует о том, насколько туманными были тогда перспективы вильсоновской концепции.
III.
Холодная война все изменила, в результате чего Вильсона сегодня вспоминают как пророческого реалиста, а статуи Ленина лежат на свалках по всему бывшему коммунистическому миру. Как и ядерная война, которая так и не наступила, возрождение и окончательный триумф демократического капитализма стали неожиданным событием, которое мало кто мог предвидеть по обе стороны идеологической пропасти в 1945 году. Обстоятельства первой половины XX века обеспечили диктатурам физическую силу и политическую власть. Почему же вторая половина должна была быть иной?
Причины были связаны не столько с фундаментальными изменениями в средствах производства, как мог бы утверждать историк-марксист, сколько с поразительным изменением отношения Соединенных Штатов к международной системе. Несмотря на создание самой мощной и диверсифицированной экономики в мире, американцы до 1941 г. проявляли удивительно мало интереса к тому, как управляется остальной мир. Репрессивные режимы в других странах могли вызывать сожаление, но вряд ли они могли нанести вред Соединенным Штатам. Даже участие в Первой мировой войне не смогло изменить это отношение, как обнаружил Вильсон, к своему стыду и огорчению.
А вот что изменило ситуацию сразу и бесповоротно, так это нападение Японии на Перл-Харбор. Это событие разрушило иллюзию, что расстояние обеспечивает безопасность, что не имеет значения, кто и чем управляет по ту сторону океана. Теперь безопасность страны была под угрозой, а поскольку будущие агрессоры, обладающие воздушной и морской мощью, вполне могли последовать примеру Японии, проблема вряд ли исчезнет. Поэтому Соединенным Штатам не оставалось ничего другого, как взять на себя глобальные обязательства. Для этого необходимо было выиграть войну с Японией и Германией - Гитлер объявил войну Соединенным Штатам через четыре дня после Перл-Харбора, - но также необходимо было спланировать послевоенный мир, в котором демократия и капитализм будут в безопасности.
Именно здесь Вильсон вновь приобрел актуальность, поскольку можно было многое почерпнуть из того, что пошло не так после окончания Первой мировой войны. За его призывом сделать мир безопасным для демократии скрывалось утверждение, что демократии не развязывают войн. Межвоенные годы, казалось, подтвердили это утверждение, но что же стало причиной того, что страны перестали быть демократиями? В Германии, Италии и Японии когда-то существовали парламентские правительства, однако экономические кризисы 1920-1930-х годов дискредитировали их. В этих и многих других государствах были приняты авторитарные решения, которые затем привели к военной агрессии. Капитализм не только породил социальное неравенство, как предсказывал Маркс. По этой логике, он также привел к двум мировым войнам.
Как же предотвратить третий? Ответ казался администрации Рузвельта очевидным: нужно построить такой международный порядок, при котором капитализм не будет подвержен саморазрушительным тенденциям; люди будут защищены от порождаемого ими неравенства и от возникающих соблазнов бежать от свободы; страны будут защищены от агрессии, к которой приводит авторитаризм. "Мир, погруженный в экономический хаос, - предупреждал в 1944 г. государственный секретарь США Корделл Халл, - навсегда останется рассадником бед и войн".Ф.Д.Р. и его советники вряд ли признали бы это, но они опирались не только на марксистско-ленинскую критику капитализма, но и на вильсоновскую. Но что же оставалось делать Сталину?