Однако, кроме предупреждений полякам и репрессий против собственных диссидентов, было совершенно неясно, что Советский Союз может предпринять в ответ на вызов, брошенный "Солидарностью". Избрание Рейгана гарантировало, что любая оккупация Польши вызовет еще более жесткую реакцию, чем вторжение Картера в Афганистан; тем временем Красная Армия увязла в этой стране, расходы и потери росли, а стратегия выхода не просматривалась. Советская экономика едва ли выдержит нагрузку, связанную с поддержкой Восточной Европы, что ей придется делать, если, как казалось, в случае военных действий против Польши Запад введет новые санкции. Кроме того, ситуация в Польше не была похожа на ситуацию в Чехословакии в 1968 году. Генерал Анатолий Грибков вспоминает, как предупреждал своих начальников:
В Чехословакии события развивались, начиная с высших эшелонов власти. В Польше же восстает народ, который перестал верить правительству страны и руководству Польской объединенной рабочей партии. . . . Польские вооруженные силы боеспособны и патриотичны. Они не будут стрелять по собственному народу.
СОВЕТСКИЙ ВЗГЛЯД 1980-х годов
К декабрю 1981 г. Политбюро приняло решение не вмешиваться: "Если Польша перейдет под контроль "Солидарности", то так оно и будет", - сказал Андропов своим коллегам. "Если капиталистические страны набросятся на Советский Союз, ... это будет очень обременительно для нас. Мы должны заботиться прежде всего о своей стране". Главный идеолог Кремля Михаил Суслов согласился: "Если будут введены войска, это будет означать катастрофу. Я думаю, что мы здесь пришли к единому мнению по этому вопросу, и ни о каком вводе войск не может быть и речи".
Это решение было примечательно в двух отношениях. Во-первых, оно означало конец "доктрины Брежнева", а значит, и готовности Советского Союза - вплоть до Венгрии 1956 г. и Восточной Германии 1953 г. - использовать силу для сохранения своей сферы влияния в Восточной Европе. Но при этом признавалось, что самое мощное в мире марксистско-ленинское государство больше не представляет интересы пролетариев за пределами своих границ, поскольку, по крайней мере, в Польше сами рабочие отвергли эту идеологию. Если бы эти выводы стали известны в то время, то распад советской власти, произошедший в 1989 году, вполне мог бы произойти на восемь лет раньше.
Но они не стали известны: в редком случае удачной драматургии Политбюро убедило нового польского лидера генерала Войцеха Ярузельского, что СССР собирается вмешаться. Отчаявшись избежать такого исхода, он утром 13 декабря 1981 г. нехотя ввел военное положение, посадил в тюрьму организаторов "Солидарности" и внезапно прекратил эксперимент по предоставлению рабочим автономии в рамках рабочего государства. Лех Валенса, как всегда, был актером, у него была заготовлена реплика на этот случай. "Это момент вашего поражения", - сказал он людям, пришедшим его арестовывать. "Это последние гвозди в гроб коммунизма".
VI.
30 марта 1981 г., за шесть недель до покушения на Папу Римского, другой потенциальный убийца застрелил Рейгана и едва не убил его. Советский Союз не имел к этому покушению никакого отношения: скорее, это была попытка безумного молодого человека Джона Хинкли произвести впечатление на своего кумира - актрису Джоди Фостер. Невероятный мотив этого почти смертельного акта говорит о важности и уязвимости отдельных личностей в истории, ведь если бы на тот момент вице-президент Рейгана Джордж Буш сменил его, президентство Рейгана стало бы исторической сноской и, возможно, не было бы американского вызова статус-кво холодной войны. Буш, как и большинство экспертов по внешней политике его поколения, рассматривал этот конфликт как постоянную черту международного ландшафта. Рейган, как и Валенса, Тэтчер, Денг и Иоанн Павел II, определенно этого не делал.
Он разделял их веру в силу слова, в мощь идей и в то, что с помощью драматургии можно разрушить ограничения общепринятой мудрости. Он видел, что "холодная война" сама стала конвенцией: слишком много умов в разных местах смирились с ее продолжением. Он стремился выйти из тупика, который, по его мнению, был в значительной степени психологическим, используя советские слабости и утверждая западные сильные стороны. Его излюбленным оружием было ораторское искусство.