«Если бы советская дипломатия в 1945 году, — писал один из лидеров английской Либеральной партии Алан Кэмпбелл-Джонсон, — придерживалась стратегии мирного сосуществования, то вполне возможно, что в атмосфере демобилизационных настроений и неуверенности, царивших на Западе, вся Европа могла бы конституционным путем перейти к коммунизму.
Но сталинский «мозговой трест» оказался недостаточно гибким и зрелым для того, чтобы использовать представлявшуюся возможность. Вместо этого он избрал единственный курс, который мог мобилизовать ослабевшую волю демократий и объединить их разобщенные до этого усилия…
Не первый раз в истории Европы политика, основанная на использовании страха и силы, привела к результатам, прямо противоположным тем, на которые рассчитывали ее вдохновители. Реакция на советский шантаж в Берлине продемонстрировала волю и способность Запада к сопротивлению».
Сталин, видимо, не понял — и никто не решился ему сказать, — каким был главный вывод, сделанный европейцами из этой истории. А получилось так, что Советский Союз морил берлинцев голодом, американцы спасали и кормили. Немцы надолго это запомнили. Это была одна из главных битв холодной войны, которую Сталин безнадежно проиграл.
История, считает Мартин Уокер, в прошлом корреспондент британской газеты «Гардиан» в Москве и автор книги об истории холодной войны, показывает, что демократические правительства действовали более реалистично, чем авторитарные: точнее соотносили свои действия со своими интересами. Авторитарные режимы в большей степени склонны питать иллюзии.
Сталин не верил, что капиталистические страны сплотятся в желании сдерживать Советский Союз, потому что полагал, что капиталисты так жадны, что не в состоянии договориться о сотрудничестве. В результате Советский Союз оказывался в тупике, сталкиваясь с планом Маршалла, созданием НАТО и включением Германии в западный блок.
СССР и другие соцстраны представляли собой абсолютные монархии. В тоталитарной системе никто не решится сказать вождю, что он ошибается. Среди демократических лидеров тоже попадались не слишком умные. Но демократическая система не позволяет им преследовать иллюзорные цели и избавляется от таких лидеров.
Слуга всех господ
Он был одной из самых загадочных фигур послевоенной Европы. Он играл роль Джеймса Бонда задолго до появления этого киногероя на экране. Носил темные очки, не снимал шляпы, не позволял себя фотографировать. Его настоящая фамилия не произносилась. Даже ближайших сотрудников заставлял называть себя «господин доктор». Он был охвачен манией секретности и устраивал настоящие спектакли. Журналистов привозили к нему на конспиративную квартиру, три раза пересаживая из машины в машину. Райнхард Гелен наслаждался своей ролью первого начальника западногерманской разведки.
В результате нескольких крупных провалов советская разведка утратила свою агентуру на Британских островах и в Северной Америке — в самый разгар холодной войны, когда, пожалуй, более всего нуждалась в реальной информации о том, что происходит в мире. Но открытость политической жизни в демократических странах оставляла достаточно возможностей для анализа, было бы желание разобраться. Обратная ситуация сложилась для Запада, неспособного проникнуть в Советский Союз, почти полностью закрытый от внешнего мира. В попытке понять Кремль западные лидеры сделали ставку на спецслужбы.
Сразу после войны оккупированная Германия оказалась единственным окном в советскую жизнь. Оно стало шире с помощью перебежчиков из советской зоны и военнопленных, которые возвращались домой и рассказывали, что видели. Они стали едва ли не главным источником информации о происходящем за железным занавесом. Рассказывают, будто по химическому составу привезенного военнопленными самосада установили, что Советский Союз располагает собственными запасами урана и от импорта больше не зависит. Возможно, поэтому американцы так ценили начальника разведывательной службы Западной Германии Райнхарда Гелена, бывшего генерала вермахта.
Райнхард Гелен был человеком крайне честолюбивым и тщеславным. Он считал себя выдающимся разведчиком, хотя никогда не работал, как говорят профессионалы, «в поле» — не был оперативным сотрудником. Но ему хотелось видеть себя настоящим шпионом. Именно поэтому из всех фотографий для книги воспоминаний он выбрал ту, на которой изображен в черных очках.