Глубокое обморожение. Лигачева знала признаки глубокого обморожения, но с таким тяжелым случаем столкнулась впервые. Она мгновенно поняла, что дела ученого совсем плохи.
- Такая невыносимая белизна, - пробормотал Собчак, закрывая обмороженной рукой лицо. Его голос звучал хрипло и был очень слабым. Лигачева не сомневалась, что у него простужено горло, а возможно, и воспалены легкие. Такой невыносимый холод и какая белизна, - продолжал он говорить. - Разве не восхитительно? - Он махнул рукой, и омертвевшая кисть, неестественно мотнувшись, стукнулась об пол. - Видите? Разве не восхитительно?
Лигачева торопливо подошла к ученому и опустилась на колени:
- Собчак, это я - Лигачева. Что случилось? Вы должны рассказать нам, что произошло.
Собчак повернул голову и попытался сосредоточить взгляд. Она увидела, что его левое ухо тоже обморожено до черноты.
- Лигачева? - сказал он. - Да, да, да. Я понимаю вас.
- Собчак, что случилось?
- Я спрятался. Я испугался... Я слышал вопли, а дверь была заперта, и я не посмел... Мои сапоги остались снаружи, но я... и холод, отопление прекратилось, а я все еще не смел...
- Да, понимаю, - сказала Лигачева, - я все понимаю, но теперь вы в безопасности. Мы доставим вас к доктору.
Она знала, что скорее всего уже слишком поздно: Собчак почти наверняка на пороге смерти, но даже если останется жив, то потеряет обе пары конечностей, что для этого маленького ученого может оказаться хуже смерти.
- Они ушли, - снова заговорил Собчак. - Я следил за ними по приборам, с помощью сейсмометра... но страх не оставлял меня. И я все равно не знал, как включить отопление.
- Я вас понимаю, Собчак, - повторила Лигачева.
- Я нарисовал карту, - добавил Собчак.
- Вот она, - сказал Шефер, заметив лист бумаги. Он не был тронут инеем, который появился, когда остывал влажный воздух лаборатории. Ученый трудился над картой, уже замерзая. Детектив взял лист с рисунком и повернул, чтобы на него упал свет.
- Рядовой, - обратилась Лигачева к солдату у двери, - пришлите сюда фельдшера, бегом марш!
Парнишка отдал честь и умчался. Шефер посмотрел ему вслед и сказал:
- Похоже, наши друзья обосновались поблизости от каньона или оврага, возможно даже в нем самом, километрах в восемнадцати-двадцати от станции. Потом добавил: - У этого вашего парня лучше получалось рисовать карты, чем наматывать портянки.
Лигачева резко распрямила спину и смерила Шефера взглядом, затем поднялась на ноги и вырвала карту из его рук и сунула в карман шинели, даже не взглянув на нее. Она стояла, сердито разглядывая американца. Макушка ее головы едва достигала груди Шефера, но она, похоже, не считала себя ниже него даже ростом.
- Человек умирает, а вы говорите об этом, словно о каком-то пустяке, сказала она. - Что же вы за человек, если можете шутить по такому поводу?
Шефер долго смотрел на нее сверху вниз, ничего не говоря, но послышавшийся из дверного проема голос не дал ему оправдаться.
- Лейтенант, вас вызывают по радио - срочное сообщение из Москвы. Генерал Пономаренко! - Это был голос сержанта Яшина.
- Иду, - не оборачиваясь, откликнулась Лигачева. Она еще целую секунду сверлила Шефера взглядом, затем повернулась на каблуках и широким шагом удалилась.
Шефер молча проводил ее взглядом, затем одобрительно кивнул, словно соглашаясь с самим собой.
- Милашка что надо, - сказал он по-английски, - и умеет задавать хорошие вопросы.
Глава 20
Сержант Яшин оставался невозмутимым, слушая пререкания лейтенанта Лигачевой со своим высшим командиром. В небольшой радиорубке они были вдвоем. Лейтенант сидела возле аппарата, Яшин охранял дверь.
- Генерал, вы не понимаете, - храбро возражала Лигачева. - Да, у нас есть карта Собчака, мы знаем, где находится их база - корабль или что бы это ни было. Но мы пока не можем атаковать их, это невозможно!
- Ничего невозможного не бывает, - ответил Пономаренко.
- Мы только что прибыли, генерал, - настаивала Лигачева. - Еще не обеспечили безопасность комплекса, даже не сняли подвешенные трупы, не провели ни одной разведки. Мы не знаем, что творится вокруг...
- Вам и незачем знать, - перебил ее Пономаренко. - Солдаты часто оказываются лицом к лицу с неизвестным, моя дорогая. Появление американцев требует немедленной атаки - мы должны иметь сведения о том, что происходит вокруг, из первых рук, до того, как станция подвергнется новой опасности. У нас нет никакой возможности убедиться, что вы взяли в плен всех американцев.
- Генерал, если мы отправимся прямо сейчас, то нас может постигнуть та же участь, что и прежний личный состав моей заставы. Я не могу взять на себя ответственность...
Пономаренко снова оборвал ее:
- Это ваше последнее слово, лейтенант?
- Я... - Лигачева помедлила с ответом, затем расправила плечи и сказала: Так точно, генерал. Это мое последнее слово.
- В таком случае, лейтенант, - продолжал Пономаренко, - вы можете оставаться на насосной станции вместе с пленными. - Лигачева с облегчением вздохнула, но тут же снова напряглась, услыхав приказ генерала. - Людей поведет в атаку сержант Яшин.
- Сержант Яшин? - Лигачева обернулась и уставилась на Яшина, лицо которого озарилось волчьим оскалом.
- Именно. Он рядом?
- Так точно, генерал, он здесь, - медленно проговорила Лигачева.
- Вы слышали приказ, сержант? - спросил Пономаренко.
- Так точно, генерал, - радостно откликнулся Яшин.
- Конец связи, лейтенант.
- Принято, генерал, - ответила Лигачева. Она выключила микрофон и пристально посмотрела на Яшина. - Вы это спланировали, не так ли? - спросила она строгим голосом.
- Я подумал, что это благоприятная возможность, - холодно ответил Яшин, заложив руки за спину. - Генерал имеет право знать, что может на меня положиться.
- Особенно если у него были на этот счет кое-какие сомнения, - с горечью продолжила его мысль Лигачева.
- Неужели? - возразил Яшин, мягко покачиваясь с пяток на носки. - Может быть, вас вполне удовлетворяют ваши нынешние звание и должность, но меня нет я надеюсь на продвижение по службе. В наши дни трудно жить на сержантское жалованье, а людей не повышают в звании, если они просто выполняют приказы и не проявляют инициативы.
- Ваша инициатива может закончиться тем, что вас там убьют.
- Не думаю, - насмешливо улыбнулся Яшин. - Я ведь не женщина, напуганная холодом и темнотой, подозревающая бог весть что. Я могу смело взглянуть в лицо врага, на что у вас тонка кишка. Оставайтесь обхаживать американцев, а поле боя предоставьте настоящим солдатам - мы покажем вам, как это надо делать, а потом, как говорится, вернемся домой в наши теплые постели, к нашим женщинам и выпивке.
Лигачева долго не сводила глаз со своего сержанта.
Может быть, думала она, этот ублюдок и предатель прав. Возможно, солдат более чем достаточно, чтобы противостоять врагу. Дай им бог захватить в плен тех, кто отсиживается в овраге. Дай бог.
Но у нее нет уверенности в успехе. Она почти не сомневается, что Яшин поведет людей на смерть.
Но Лигачева ничего не могла поделать. Сержант получил приказ и, судя по его настроению, не станет слушать, что бы она ему ни сказала.
Так что не стоит и пытаться переубедить его. Не говоря ни слова, она отвернулась и пошла искать американца, Шефера... и бутылку водки, которая всегда была припрятана в кабинете Галичева на хорошо известной ей полке в шкафу.
Глава 21
Раше взял такси в аэропорту имени Кеннеди до Полис-плаза. Он больше не был при власти, но имел друзей и продолжал служить закону, а люди закона всегда помогают друг другу; шериф с Запада не сомневался, что начинать надо с Полис-плаза.
Он поговорил с Уэстоном, с пятью-шестью другими старыми приятелями и знакомыми, которые поведали ему о кровавых подробностях неудавшейся облавы, на месте которой остались трупы Бейби, двух ее лакеев и четырех хороших полицейских. Баллистическая экспертиза установила, что один из погибших, Артуро Веласкес, застрелил всех четверых полицейских, но никаких сведений о том, кто прикончил самого убийцу и его друзей, найти не удалось - ни одна пуля не соответствовала оружию из арсенала Шефера или тому, что было обнаружено на месте трагедии.