Выбрать главу

В конечном счете Киссинджер согласился опустить фразу насчет «откровенности и полезности» состоявшихся обсуждений, но категорически воспротивился другим предложенным нами изменениям, особенно перестановке на второе место упоминания международных проблем. Завершилась тяжба нашим согласием на то, чтобы английский текст сообщения остался практически без изменений (за исключением последней фразы). Русский же текст был несколько подкорректирован, как бы за счет перевода, чтобы потрафить Подгорному. А чтобы избежать упреков по этому поводу со стороны Киссинджера, на зарубежную аудиторию по каналам ТАСС был передан согласованный с ним английский текст, а не точный перевод с подправленного русского.

Занимаясь этой «внутридипломатической» операцией, необходимость в которой возникла из-за позиции Подгорного, я вспомнил другой связанный с ним же эпизод. В 1960 году он, тогда в качестве первого секретаря ЦК КП Украины, вместе с Хрущевым и своим белорусским коллегой Мазуровым приезжал в Нью-Йорк на сессию Генеральной Ассамблеи ООН[4]. В один из дней они вдвоем с Мазуровым побывали в Вашингтоне – просто посмотреть город. Во время обеда в своем кругу в посольстве Подгорный сказал: «Трудная у вас, дипломатов, работа, я бы сроду не мог стать дипломатом». На это Мазуров заметил: «Смог бы, если бы партия приказала». Но Подгорный стоял на своем: «Нет, не смог бы, у меня нет данных для такой работы». Мазуров продолжал: «А вот Епишев был у тебя секретарем обкома, теперь же посол в Югославии». И тут последовало прозвучавшее очень искренне восклицание Подгорного: «Э, сказал, Епишев – так то ж культурный человек».

И вот теперь Подгорный, который ранее вполне самокритично оценивал отсутствие у него необходимых данных для дипломатической работы, счел возможным безапелляционно судить о вопросах, разобраться в которых ему было явно не под силу.

В связи с тайным поначалу визитом Киссинджера в Москву вспоминается еще один любопытный эпизод. Визит этот был тайным не только для внешнего мира, но и для посла США в СССР Дж. Бима. Контакт с Вашингтоном Киссинджер поддерживал не через посольство, а с помощью радиостанции на борту американского самолета, на котором он прибыл в Москву. Но часа за два до отлета из Москвы Киссинджер попросил меня привезти Бима к нему в особняк на Ленинских горах. Позвонив Биму, я попросил его незамедлительно прибыть в МИД «по весьма срочному делу», а встретив его у здания МИДа, предложил проследовать на Ленинские горы, сказав, что там его желает видеть «высокопоставленное американское лицо». Как мне показалось, его это не очень удивило, и он спокойно, без каких-либо вопросов, отправился вместе со мной. А уже после беседы с Киссинджером Бим признался мне, что, хотя ему не было известно, что в Москве находится именно Киссинджер, от американских разведчиков, работавших под крышей посольства, он знал, что они засекли функционировавшую в Москве, в районе Внукова, американскую радиостанцию, осуществлявшую связь с Вашингтоном. Поэтому он догадывался, что здесь находится какой-то тайный визитер.

В ходе апрельского посещения Киссинджером Москвы подготовка документов к намеченному на конец мая визиту в СССР президента Никсона была в основном завершена, но сам этот визит чуть было не сорвался из-за вьетнамских дел. Вскоре после отъезда Киссинджера из Москвы США активизировали военные действия в Южном Вьетнаме и возобновили нанесение бомбовых ударов по Северному Вьетнаму, в том числе по портам, в результате чего пострадали и находившиеся там советские торговые суда. Подгорный и некоторые другие члены советского руководства считали неприемлемым осуществление визита Никсона в СССР в подобных условиях. Но верх одержала точка зрения тех, кто не считал разумным из-за этого отказываться от открывавшейся возможности добиться перемен к лучшему в советско-американских отношениях – и в концептуальном плане, имея в виду готовность Никсона принять принцип мирного сосуществования, и в практическом плане, прежде всего в деле сдерживания гонки вооружений.

И действительно, подписанные в ходе визита Никсона в СССР в 1972 году документы во многом разрядили международную обстановку и положили начало нелегкому пути к окончанию «холодной войны». Между прочим, первым в те дни было подписано с советской стороны Подгорным, а с американской Никсоном Соглашение между СССР и США о сотрудничестве в области охраны окружающей среды – так что внимание к вопросам экологии стало проявляться не сегодня и не вчера. Тогда же Косыгин и Никсон подписали Соглашение о сотрудничестве между СССР и США в исследовании и использовании космического пространства в мирных целях, в соответствии с которым в 1975 году была осуществлена стыковка советского космического корабля «Союз» и американского «Аполлона» с взаимным переходом членов экипажей. В связи с подготовкой и осуществлением этого совместного проекта мне посчастливилось познакомиться практически со всеми советскими космонавтами и со многими американскими астронавтами, что нашло отражение и в помещенных в этой книге фотоиллюстрациях.

Совершенно особое место среди подписанных в мае 1972 года документов, наряду с «Основами взаимоотношений между СССР и США», занял Договор об ограничении систем противоракетной обороны – о нем особый разговор.

Договор по ПРО: «Что в нем такого грандиозного?»

Этот вопрос часто задавал впоследствии президент Рейган, когда задумал пустить Договор по ПРО под откос ради осуществления своей программы «звездных воин».

К тому времени, когда был заключен Договор по ПРО, уже действовали подписанные в течение предшествовавшего десятилетия четыре многосторонних соглашения, касающихся ядерного оружия: о запрещении ядерных взрывов в атмосфере, космическом пространстве и под водой (1963 г.), о запрещении размещать ядерное и другое оружие массового уничтожения в космосе (1967 г.), о нераспространении ядерного оружия (1968 г.) и о запрещении размещать ядерное и другое оружие массового уничтожения на дне морей и океанов (1971 г.).

Выработанные по инициативе и благодаря настойчивым усилиям Советского Союза, все эти соглашения – каждое в отдельности, а тем более вместе взятые – имели очень важное значение. Они были первыми свидетельствами осознания человечеством необходимости остановить расползание ядерной чумы по земному шару и предотвратить ее проникновение в космос.

Однако при всей их важности ни одно из этих четырех соглашений не препятствовало количественному наращиванию ядерного оружия теми пятью государствами, которые уже успели обзавестись им.

И вот в 1972 году две наиболее мощные державы договорились поставить определенные пределы количественному наращиванию своих стратегических наступательных ракетно-ядерных вооружений и – что особенно важно – свести к минимуму свои стратегические оборонительные системы.

Договориться обо всем этом было ох как непросто и нелегко. Сказывались в первую очередь чисто объективные трудности, связанные, в частности, с необходимостью найти общие знаменатели при всех различиях в структурах стратегических вооружений сторон, объясняемых историческими, географическими, технологическими и иными причинами. Не меньшими, а то и большими, были трудности субъективного, в том числе психологического, характера. Ведь руководителям и представителям двух держав пришлось впервые обсуждать и решать такие вопросы, касающиеся систем оружия, сведения по которым до этого оберегались каждой стороной пуще зеницы ока.

Особенно сложным было преодоление психологического барьера именно в части, касающейся выработки Договора по ПРО. Это и понятно: ведь оборона страны испокон веков считается святым делом, как же можно отказаться от своего права на защиту?

Грандиозность Договора по ПРО в том-то и состоит, что в нем нашли воплощение государственная мудрость и политическое мужество тех, кто сумел понять и открыто, перед своими народами и перед всем миром, признать, что в ракетно-ядерный век единственно разумным и наилучшим из возможных – впредь до ликвидации ядерного оружия как такового – способов защититься от этого оружия является взаимный отказ от защиты, то есть от создания территориальных систем противоракетной обороны страны.

вернуться

4

Именно в этот приезд в Нью-Йорк Хрущев прославился своим ботинком. Только стучал он этим ботинком не по ооновской трибуне, как обычно это изображают, а по столику перед своим креслом. У меня сохранилась фотография из одной американской газеты, на которой изображен этот эпизод.