Среди факторов, усугублявших все более острые противоречия между союзниками и приведших в конечном итоге к распаду антифашистской коалиции, "германский вопрос" был самым важным. Переговоры между Советским Союзом и западными великими державами по германскому вопросу были, пожалуй, самым очевидным местом, где разногласия приближались к непримиримости. Руководители союзников начали обсуждать будущее Германии и возможность ее раздела, как только на горизонте показалось окончание войны. Как и столетие назад, немецкое национальное единство стало центром европейской политики. На этот раз, как центральный элемент молодых "отношений Восток-Запад", германский вопрос приобрел глобальное значение, которое он сохранит почти на полвека. Однако победа - или, точнее, окончательное географическое положение союзных армий в соответствующих оккупационных зонах в конце войны - не приблизила решение, а парадоксальным образом создала неразрешимую ситуацию.
Примечательно, что хотя официально и Советы, и их западные союзники поддерживали идею единой Германии, прийти к общему согласию им не удалось. В действительности все усилия послевоенного урегулирования по восстановлению немецкого единства были обречены на провал уже в силу того, что одна часть Германии была оккупирована Советским Союзом.
Сталин склонялся к воссоединению, поскольку видел опасность возрождения немецкого реваншизма в случае длительного сохранения разделенной страны, но, по понятным причинам, он не хотел отпускать Восточную Германию, самое западное и, возможно, самое ценное завоевание своей страны, без адекватной компенсации. Ему нужна была слабая в экономическом и военном отношении объединенная Германия, которая не представляла бы больше угрозы для Советского Союза, и нейтральная, не способная принять участие в каком-либо последующем антисоветском союзе. Москва также надеялась, что нейтралитет уменьшит влияние Запада. Это, а также смягчение послевоенного экономического кризиса и безденежья, значительно облегчило бы жизнь немецкой коммунистической партии, через которую советское влияние могло бы распространиться на всю страну. Сталин, вероятно, предполагал в качестве конечной цели не советизированную, а "финляндизированную" Германию, поскольку это как нельзя лучше отвечало его требованиям безопасности. Тем более что он вряд ли мог надеяться, что западные великие державы, в частности Соединенные Штаты, будут безучастно наблюдать за тем, как там строится коммунистическая система.
Нейтралитет объединенной Германии, однако, был явно неприемлем для Запада, поскольку, помимо того, что он подвергал страну советскому влиянию через Германскую коммунистическую партию и другими тайными средствами, он сохранял бы вакуум власти в самой середине континента, представляя непредсказуемую опасность для европейской стабильности. Именно такого сценария хотели избежать западные государства. В итоге они пришли к выводу, что лучше согласиться с разделом Германии, чтобы западные оккупационные зоны могли быть восстановлены в сильное, экономически жизнеспособное буферное государство. Таким образом, американская администрация решила спасти то, что могла, и уже с 1946 года работала над созданием отдельной Западной Германии.
Таким образом, основное стратегическое противоречие их германской политики заключалось в том, что США и Великобритания планировали восстановить сильную Германию, а Советы хотели превратить страну в слабое и безобидное государство. При таком радикально отложенном подходе трудно было представить себе длительное сохранение в Германии гармоничного совместного оккупационного режима четырех держав, установленного на Потсдамском саммите, а перспективы объединения страны и заключения мирного договора уже с самого начала практически отсутствовали. В сложившихся обстоятельствах реальным столкновением вокруг Германии стало не будущее страны, а вопрос о репарациях. Если западные державы молчаливо приняли безжалостную политику Москвы по вывозу из советской зоны оккупации практически всех предметов первой необходимости, то конфликт возник из-за неумолимых требований Москвы получить значительную долю от западных зон. Это были не только гораздо более промышленно развитые части Германии, но и Рурская область, центр немецкой тяжелой промышленности. Неудивительно, что Сталин боролся за установление международной опеки над этой областью, но это было расценено как незаконная попытка расширить советское влияние за пределы молчаливо признанной сферы интересов и было отвергнуто его партнерами в Потсдаме.Поскольку он был доволен завоеванием восточной части Германии, но в то же время считал, что ему не повезло с беднейшей частью потенциально богатой страны, он не терял надежды, что, постоянно оказывая на них давление, союзники вознаградят его за огромные жертвы, понесенные Советским Союзом ради победы в войне, предоставив значительные репарации из своих зон. В Потсдаме они действительно согласились на 10-процентную долю, что было далеко от ожиданий Сталина, но в 1946 году даже эти поставки были приостановлены. Как уже говорилось, после поражения Германии и Японии и особенно после постепенного ухудшения отношений между союзниками Соединенные Штаты вполне логично пытались ограничить экономическую поддержку Москвы со стороны Запада. С другой стороны, такое же нежелание было справедливо расценено советской стороной как неблагодарность и, более того, нарушение существующих между партнерами договоренностей. Если обе стороны были правы и яростно отстаивали свои интересы, то теперь эти интересы начали становиться совершенно непримиримыми, и поэтому борьба за репарации с Западной Германией все больше способствовала потере доверия и эскалации подозрительности в отношении надежности другой стороны с обеих сторон, тем более что все это выявило различия в стратегических целях союзников в отношении будущего Германии: консолидация против нейтрализации.