По имеющимся фрагментарным источникам я реконструировал содержание и смысл самой загадочной встречи на высшем уровне советского блока. Встреча проходила в Будапеште с 1 по 4 января 1957 года с участием лидеров болгарской, чехословацкой, венгерской, румынской и советской партий, и ни в одном из архивов стран-участниц до сих пор не обнаружено официального протокола встречи. Главным мотивом встречи для Кремля было обсуждение готовящегося программного заявления правительства Кадара, которое предусматривало возможность сохранения особой псевдо-многопартийной системы. Советские, чехословацкие, болгарские и румынские лидеры наложили вето на этот план, а также приняли решение о необходимости предъявления обвинений группе Имре Надь, что в итоге привело к казни бывшего премьер-министра и нескольких его соратников. Эта встреча была важна тем, что это был первый случай в истории советского блока, когда члены Варшавского договора действовали сообща и напрямую вмешивались во внутренние дела одной из стран-участниц, прокладывая путь к политике, которую позже, после 1968 года, во всем мире стали называть "доктриной Брежнева".
Я сформулировал новое объяснение того, почему венгерский вопрос оставался в повестке дня Генеральной Ассамблеи ООН так долго, вплоть до декабря 1962 года. Жаркая полемика в Ассамблее на протяжении многих лет не должна была заставить Советский Союз изменить свои взгляды - вероятность того, что "ответчик", признав свою вину, выведет свои войска из Венгрии и оставит страну на произвол судьбы, была ничтожно мала. Вместо этого предполагалось убедить "присяжных", то есть неприсоединившиеся государства, которые в то время все чаще становились членами ООН, в опасности союзничества с Москвой и склонить их к принятию или сохранению западной ориентации и политической идеологии. Это стало важным, поскольку с середины 1950-х годов одной из главных целей внешней политики США было остановить развитие советского влияния в третьем мире и, соответственно, увеличить там американское присутствие. Генеральная Ассамблея ООН была идеальной ареной для этого; американцы держали венгерский вопрос в повестке дня как средство достижения этой политической цели.
После отстранения Хрущева от власти в октябре 1964 года лидер венгерской партии Янош Кадар не только раскритиковал способ кадровых перестановок, но и на встрече с новыми лидерами Брежневым и Косыгиным сформулировал то, что я называю доктриной Кадара: нравится им это или нет, но суверенитет Москвы ограничен, поэтому, даже принимая решения внутри страны, руководители Советского Союза должны учитывать интересы всего советского блока.
Венгерская внешняя политика в течение десятилетий после революции 1956 года все еще обычно представляется как определяемая исключительно явной зависимостью от Советского Союза. Однако мои обширные архивные исследования в этой области, проводившиеся с 1990 года, показывают, что ее можно правильно объяснить и понять только в рамках новой теоретической концепции: трехстороннего детерминизма. Хотя принадлежность к советской империи якобы подразумевала вынужденные ограничения (1), зависимость от Запада в отношении передовых технологий, торговых контактов и последующих займов создавала не менее прочную связь (2). В то же время венгерская внешняя политика должна была балансировать между достижением конкретных национальных целей и борьбой за лобби всей Восточно-Центральной Европы (3). Хотя этот трехсторонний детерминизм венгерской внешней политики всегда существовал в той или иной форме и масштабах, важность каждого из трех факторов стала относительно одинаковой с середины 1960-х годов. Эту теорию можно также интерпретировать в более широком контексте и, с определенными ограничениями, применить ко всему советскому блоку. В действительности эти три определения справедливы для венгерской, польской, румынской, восточногерманской и, в меньшей степени, чехословацкой и болгарской внешней политики, особенно с начала середины 1960-х годов.