Требование перманентной и глобальной революции было скорее тактикой, чем целью, хотя и это было весьма существенным различием. На заседании Политбюро в 1926 году Троцкий обвинил своего соперника Сталина в том, что тот стал "могильщиком революции". Троцкий был вынужден отправиться в ссылку, сначала внутреннюю (1927), а затем внешнюю (1929), по приказу Сталина. Важным элементом сталинской политики, как до, так и после Второй мировой войны, было подавление тех, кого считали троцкистами. Это был раскол, который подпитывал сталинскую паранойю и придавал мощную силу идее врага внутри. Эта идея жестоко насаждалась в коммунистических и союзнических движениях за рубежом, как, например, охота на тех, кого в республиканском лагере считали подозрительными во время гражданской войны в Испании (1936-9). Сам Троцкий, заочно приговоренный к смертной казни в 1937 году, был убит в Мексике в 1940 году в результате заговора советской разведки, НКВД.
Внутренняя политика играла роль не только в политике холодной войны в Советском Союзе. В 1924 году лейбористское правительство Великобритании признало Советский Союз и заключило торговый договор, но его преемник - консерватор, обвинив Советский Союз в поддержке подрывной деятельности, прекратил торговое соглашение и разорвал дипломатические отношения в 1927 году. Проконсервативная пресса сделала такое же заявление во время всеобщих выборов в октябре 1924 года. Утверждалось, что опубликованное 25 октября письмо, якобы написанное членом Политбюро Григорием Зиновьевым, свидетельствует о том, что советское правительство стремится к свержению установленного порядка в Великобритании, в том числе в армии. Впоследствии противник Сталина, Зиновьев был казнен в 1936 году. Письмо, вероятно, было подделано белоэмигрантами. В сентябре 1924 года консерваторы внесли в Палату общин вотум недоверия после того, как с лейбористского правительства было снято обвинение в подстрекательстве солдат к неповиновению, выдвинутое против журналиста-коммуниста Р. Дж. Кэмпбелла. В 1926 году возникли подозрения о роли СССР в неудачной Всеобщей забастовке в Британии, хотя на практике это был далеко не революционный эпизод.
В США беспокойство по поводу левых рабочих беспорядков привело к планированию военных действий, в частности, в рамках плана "Уайт" сразу после Первой мировой войны. Эта озабоченность оставалась важной темой и в конце 1930-х годов.33 Более того, в более широком плане стратегии и политики в Америке в 1920-е годы были заметны оборонительные содержание и тон, особенно в связи с законодательством 1920 и 1924 годов, ограничивающим иммиграцию, которая в консервативном сознании того периода ассоциировалась с большевизмом.
Наряду с политиками и прессой, писатели-фантасты подхватили тему зловещей коммунистической угрозы - тему, опирающуюся на войны разведок между Советским Союзом и Западом.34 Джон Бьюкен, шотландский писатель, служивший в разведке во время Первой мировой войны, прежде чем стать членом парламента, видел скрытую руку коммунистического заговора с целью захвата мира. В своем романе "Большая четверка" (1927) Агата Кристи, успешная британская писательница, упоминает о "всемирных беспорядках, трудовых конфликтах, охвативших все страны, и революциях, вспыхнувших в некоторых из них".
Угроза сыграла важную роль в фантастике. Она продолжила довоенное направление шпионской фантастики, но добавила тему социальных беспорядков. Также часто присутствовал расовый аспект: враждебные фигуры изображались как славяне и евреи, часто в союзе со зловещими элементами британского (или французского, или американского) общества. Эта тема опиралась на более широкую враждебность к евреям, которая получила новую энергию благодаря тому, что русская революция во враждебных глазах ассоциировалась именно с ними. Русские эмигранты распространяли эту оценку. В свою очередь, в Советском Союзе появлялись аналогичные материалы о западных заговорах с целью свержения революции, и эта тема продолжалась долгое время.