На мгновение Марина вдруг представила себе, что идет не с начальником, провожающим ее с вечеринки, а с мужем или с возлюбленным. Они идут домой, где будут вместе.
«Какая чушь, ты просто пьяна, – сказала она себе строго. – Расслабилась, распустилась».
– Послушай, – вдруг сказала она Вербину, решившись. – А почему ты только что сказал, что жена тебя не ждет?
Эти слова резанули по ее сознанию, она их запомнила, как и тон, каким они были произнесены.
Спросила и тотчас сама смутилась: зачем полезла с бестактным вопросом?
Вербин оказался не склонным к откровенностям.
– Да так, – пожал он плечами. – Так уж в жизни получилось. Мало ли у кого как случается. Слушай, ты очень торопишься домой?
Марина остановилась и удивленно уставилась на него.
– Да нет, – произнесла она растерянно. – Артем наверняка уже спит. В последнее время нам удалось как-то с ним договориться, и теперь он засыпает один, не ждет меня. А в чем дело?
Увидев печальные и абсолютно трезвые глаза Вербина, Марина пожалела о том, что столь деловито задала последний вопрос.
– Мы можем зайти еще куда-нибудь посидеть, – ответил майор, сам чуть смутившись в свою очередь. – Если некуда спешить, то почему бы не поболтать еще немножко? Вон кафе напротив, оно открыто. Пойдем?
– Хочешь «заполировать»? – усмехнулась Марина. – А чем «полировать» станем? Обычно водку «полируют» пивом, но мне бы не хотелось.
– Коньяком, – коротко сообщил Вербин. – Водку лучше всего полировать коньяком. С лимончиком, хоть это и считается дурным тоном. Впрочем, для тебя возьмем шоколадку. Идет?
Кафе находилось в подвальчике, куда вели скользкие каменные ступени.
Наверняка раньше тут был просто какой-нибудь не нужный никому склад, а в последние годы деятельные люди привели все такие подвалы в приличное состояние и сделали в них магазинчики или небольшие кафе.
Народу было не слишком много, но достаточно: работающие круглосуточно кафе всегда привлекают людей, которым неохота идти домой.
Взяв у стойки коньяк в графинчике и нарезанный ломтиками лимон, они уселись за столик в дальнем углу, подальше от динамика, изрыгающего негромкую, но назойливую музыку.
И вот здесь, за этим столиком, на Марину, что называется, «накатило». Она сидела напротив Вербина, видела прямо перед собой его бледное лицо с очень темными глубоко запавшими глазами и внезапно ощутила такую теплоту, идущую от него к ней, что чувство доверия к этому человеку пересилило сдержанность и здравый смысл.
– Послушай, – тихо сказала она. – Я не оби-дела тебя тем вопросом? Ну, про твою жену?
– Да нет, – снова пожал плечами Владимир и даже слегка улыбнулся, одними губами. – Ничего страшного. Не бери в голову. Просто я не хочу об этом говорить. Но ведь у каждого есть такие темы, о которых ему не хочется говорить.
Он сказал это не для того, чтобы как-то уязвить ее: скорее всего, имел в виду только себя и такими словами пытался оправдать собственную нелепую жизнь и нежелание говорить о ней.
Марина опустила глаза к бокалу с плещущимся на дне золотистым армянским коньяком и, дрогнув длинными ресницами, упрямо прошептала:
– А я хотела бы об этом поговорить.
– О чем? – не понял Владимир и даже улыбнулся от растерянности. – О моей жене?
– Нет, – упорно повторила Марина, не отрывая взгляда от янтарных капелек на стеклянных стенках пузатого бокала. – Я хотела бы поговорить о том, о чем не хочется говорить… Мы с тобой никогда и не говорили об этом, как будто условились заранее. А сейчас я хочу спросить у тебя…
Теперь Вербин перестал улыбаться и опустил глаза. Они оба теперь сидели, не глядя друг на друга.
– О чем? – коротко и глухо спросил он.
Музыка в динамике на противоположной стене сменилась на нежную, лирическую.
Это была песня об одинокой женщине и о ее любви к женатому мужчине…
Но, от любви устав, Испытывая страх, Она следит за стрелкой на часах…
– Почему ты меня отпустил тогда? – спросила Марина, сделав над собой последнее усилие, которое, против ее ожидания, далось ей легко.
Она сидела замерев, даже не моргая и страшась следующего мгновения. С одной стороны, она неожиданно набралась храбрости и спросила о том, о чем смертельно боялась даже подумать, но что волновало ее. С другой стороны, Марине было страшно: ведь она коснулась темы, которая была запретной между ней и Владимиром. Да не просто коснулась, а впрямую задала вопрос. Как он может на это отреагировать?
Вербин медленно поднял на нее взгляд, помедлил еще, а затем улыбнулся. Он понял ее состояние.