- Я неважно себя чувствовал, - Рицка объяснял как будто нехотя. – А теперь всё отлично, и я проголодался!
- Хорошо! – Соби снова улыбнулся. – Я быстро.
Они действительно очень торопились, а беспрерывно звонящий телефон подгонял их. Рицке всё казалось, что вот-вот где-нибудь над ухом прозвучит голос Сеймея, тихий, вкрадчивый. Страшный. И отнимет у него то последнее, что ещё было, что ещё билось в его сердце. И всё закончится.
А Соби скрывал страх за пустыми улыбками, за короткими усмешками, его бегающий взгляд ни на чём не задерживался и скользил по улице, будто высматривая что-то, а связка ключей выпала из торопливых рук, когда он открывал дверь.
В доме они задержались не дольше минуты. Рицка стоял у порога, а Соби кидал в пакет что-то из холодильника и шкафа. После чего проверил наличие ключей от машины в кармане и шепнул:
- Пойдём.
Бегом они спустились с крыльца, молча, боясь потревожить ночную тишину, укрывающую их преступное бегство. И всё так же шел снег, и Рицка прятал озябшие руки в карманы, поминутно обнаруживая, что в голове нет ни одной мысли.
И только оказавшись в салоне чёрного «Мицубиси», рядом с Соби, который подмигнул ему и посмотрел на дорогу спокойным сосредоточенным взглядом, Рицка наконец успокоился, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло.
- Возьми в пакете грушевые кексы и кунжутные лепёшки, - сказал Соби, когда они поехали. – Это всё, что было. Они холодные, и готовил их не я. Так что тебе может не понравиться.
- Соби! Ты думаешь, мне нравится только то, что ты готовишь?! Если бы было так, я давно бы умер с голоду!
- Но признайся, что я готовлю лучше всех.
Рицка хмыкнул и полез в пакет.
- Не дождёшься ты от меня таких признаний! И смотри на дорогу, пока мы не врезались во что-нибудь!
Лепёшки оказались поджаристыми и с румяной корочкой, а кексы – сладкими, рассыпчатыми и очень вкусно пахли грушами. Рицка как раз доедал один из них и спрашивал, не голодный ли Соби, а то он сам всё съест, как телефон зазвонил снова.
- Щёрт! Надо отфетить фсё-таки, - пробубнил мальчик с набитым ртом и достал сотовый. Зелёная лампочка ритмично мигала, и Рицка вздохнул. Не хотелось портить настроение этим разговором. И в то же время здесь он чувствовал себя в безопасности. Тёмное пустынное шоссе, мелькающие огни сонного города, скорость и свистящий за окнами ветер, бесконечная дорога впереди, тёплый уютный салон и Соби. А Сеймей где-то там, далеко, не может до них дотянуться, и от этого Рицка сразу успокаивался, хоть и чувствовал себя виноватым, что брат вызывает у него такие эмоции. Но сейчас он выбрал красную лампочку. Запретный свет. И ему было уже всё равно.
- Алло, - шепнул он в трубку. Первые несколько секунд не было ничего кроме тишины, а потом Сеймей ответил, как будто опомнившись, не веря, что слышит голос Рицки.
- Рицка?
- Да, это я.
- Рицка, где ты? Что за шум? – Сеймей кричал, и ещё где-то на заднем фоне Рицка различил голос Нисея. – Ты у Агацумы? Мы долбим в дверь, но никто не открывает. Куда ты делся, Рицка?
- Я… - Рицка даже растерялся. Он не знал, как назвать эту ночную поездку. – Мы… поехали кататься. На машине Соби.
- Что?! Кататься? – казалось, это было самое дикое слово, которое Сеймей когда-либо слышал, и его это поразило настолько, что даже голос сел.
Мда, неудачно подобрал, подумал Рицка.
- Что это значит? Куда?!
- Не волнуйся. Я вернусь ещё до рассвета.
- Что?! Слышать ничего не хочу! Возвращайся немедленно! И я прощу тебе эту выходку, потому что люблю тебя.
- Нет, - ответил Рицка спокойно и повторил ещё раз. – Нет. Я вернусь утром. Иди домой.
- Чёртов Агацума! Придётся мне проучить его раз и навсегда. Что он тебе наговорил?!
Рицка покосился на Соби в надежде, что тот этого не услышал. Но Соби, даже если и слышал, виду не подал.
Мальчик вздохнул.
- Нет. Ты его не тронешь. Потому что я сам попросил его. Он уезжает завтра, и я хочу попрощаться.
- Всю ночь?!
Рицка поморщился. Он никогда не знал Сеймея таким злым.
- Я имею на это полное право, Сеймей, - сказал он наконец. – Хоть всю ночь. Но я попрощаюсь с ним по-человечески. Если ты не пускаешь его в дом, мы уедем туда, где… - он хотел сказать «где ты не найдешь нас», но так и не смог этого произнести. Слишком дикими показались ему эти слова, обращённые к Сеймею.
- Решил сбежать от меня, Рицка? – спросил Сеймей, вдруг неожиданно успокоившись.
- Нет. Я никогда не сбегаю, Сеймей. Я только хочу попрощаться. А утром вернусь к тебе. И не вини Соби. Ладно… Пока, - и не дождавшись ответа, он нажал отбой. И сразу в машине стало как-то тихо, пусто и холодно. Соби молчал.
И Рицка молчал тоже.
И было так много огней, таких маленьких и далёких, находящихся по ту сторону их крошечного мира, в который они не пожелали никого впустить. И хотелось открыть окно и чувствовать, как ледяной ветер хлещет по щекам. И ни о чём не думать.
Как же всё-таки красиво. Даже мурашки по коже.
Рицка улыбнулся, и столько умиротворения и покоя было в его расслабленном лице, что Соби тоже не удержал улыбки, искренней и такой же спокойной, и спросил:
- Вкусно было?
Рицка только что доел-таки несчастный грушевый кекс, который ему помешал съесть Сеймей и облизал пальцы.
- Очень вкусно! – и улыбнулся ещё шире. – Спасибо, Соби!
- Ох… теперь мне тоже хочется попробовать, - Соби вздохнул с такой тоской, что Рицка даже не понял, что он шутит.
- Что ж ты раньше-то не сказал?! Я ведь спрашивал, оставить тебе или нет! – Рицка пришёл в ещё большую тоску, видимо, оттого, что объел Соби. А тот вдруг резко свернул к обочине и затормозил.
Мальчика вжало в спинку сидения, и он заверещал:
- Ты чего?! Соби! Зачем ты…
Руки Соби медленно сползли с руля и потянулись к Рицке.
- Хочу попробовать сладкий грушевый кекс, - сказал Соби, улыбаясь.
- Но он закончился! – чуть не плача воскликнул мальчик.
Соби наклонился к нему, близко-близко, так, что глаза его стали такими большими, что Рицка отчётливо видел в них своё отражение. И сразу догадался, каким образом Соби будет пробовать кекс, и сердце сразу подпрыгнуло, и стало так страшно, что он заговорил быстро и беспорядочно:
- Соби, что ты… зачем ты… я же… Соби, ты… - и губы его вдруг сами собой приоткрылись, а в глазах потемнело. И хотелось только, чтобы Соби был ещё ближе.
Его губы были тёплые, и шёл снег. И мимо с шумом пролетали машины. Его пальцы… горячие. И не хватает воздуха.
И Рицка вдруг подумал, что солгал, называя Соби другом. То есть… он, конечно, друг, но… разве друзья так целуют? Наверное, всё-таки нет. Или целуют? Рицка совсем запутался и больше ни о чём не думал, запустив пальцы Соби в волосы.
Жарко, тесно, опасно, бессмысленный взгляд ловит лучи фар, прорезающие тьму. И тут же снова становится темно, и уже не хочется света. Неужели последний раз?
Быстро, жадно. И ногти впиваются в нежную кожу. Последний раз, но Рицка решил, что не будет плакать. Если он заплачет, Соби будет больно. А Рицке не хотелось, чтобы он уезжал с тяжёлым сердцем.
Пусть тебе будет легче, чем мне, Соби. Пожалуйста, пусть тебе будет легче.
Так неужели всё-таки последний? Не хочу.
- Соби… - отчаянный полу-вскрик. Последний? Нет, нет, нет! И не скрыть свою боль, свою жадность, и даже, если слёз нет, только по одному этому крику Соби поймёт, что внутри у него всё разрывается.
Прости. Я так хотел, чтобы тебе было легче. Прости мою слабость, мою боль, мой эгоизм. Прости, Соби. Я отпущу тебя.
Он не плакал. В домах гасли последние огни, а улицы побелели от холодного искрящегося снега. Он не плакал.
*
Так тихо, как будто они вдруг оказались на самом краю мира, где-нибудь в заснеженной Арктике, например. Только разве что медведи вокруг не ходят. И даже последние запоздавшие автомобили уже скрылись где-то за горизонтом, в этой малюсенькой точке, где заканчивается дорога. А дальше как будто и нет ничего, всё тает, останавливается, замирает в туманной снежной дымке. Покой и абсолютная красота.