- Может, нам действительно лучше повернуть назад? – спросил Рицка.
Соби пожал плечами и ничего не ответил. Рицка сглотнул. Я его обидел. Ну и дела. Всё становится только хуже! Не надо было им вообще никуда ехать! В этих прощаниях всё равно нет ни малейшего смысла, и легче от них не станет! Они стараются вести себя как обычно, но это всё пустое. В этом ничего нет, и то, что они хотят сказать на самом деле, они всё равно никогда не скажут.
- Соби, поворачивай! – закричал он вдруг.
Соби даже не дрогнул от этого неожиданного, разорвавшего тишину крика.
- Рицка, успокойся, - только и сказал он в ответ.
- Это тебе надо успокоиться! Чего так гонишь?! Поворачивай, я сказал!
Брови Соби сошлись на переносице, как будто он разозлился, или испытывал сильное раздражение. Руки резко крутанули руль. И в тот же миг Рицку ослепил неизвестно откуда взявшийся белый свет фар. Им навстречу, оглушительно сигналя, летел грузовик. Соби попытался развернуться назад, но было уже поздно. Они оказались на встречной полосе.
Рицка успел только коротко выдохнуть. Даже вскрикнуть он не смог. Взгляд приковала молниеносно надвигающаяся груда металла. Он ни о чём не успел подумать. А потом вдруг стало темно и больно. Очень больно.
*
Сеймей очнулся, только когда снова оказался у ворот своего дома. Он обнаружил, что Нисей всё ещё с ним и что-то говорит, говорит без перерыва и иногда хихикает сам с собой, зная, что жертва его не слушает. Однако, несмотря на всю свою внешнюю отрешённость, Сеймей не упустил случай надеть-таки плащ, проворчав при этом что-то понятное ему одному, чтобы потом замолчать до самого дома. В руке он так и сжимал телефон, может, надеясь, что Рицка позвонит, может, не желая отпускать последнюю связь с ним, а может, просто автоматически.
- Ах, Сеймей, не будь так печален, это разбивает мне сердце! – вдруг выкрикнул Нисей так громко, что Сеймей пришёл в себя и посмотрел на него со смесью презрения и какого-то ужаса, как будто и в самом деле поверил, что тот говорит серьёзно.
- Я не печален! – рявкнул он. – И почему ты всё ещё здесь?!
- Ещё как печален! Ведь Рит-тян бросил тебя! Сеймея бросили! – восклицал Нисей, не обращая внимания на последний вопрос. – Но если хочешь, я побуду для тебя и Рит-тяном, и кем угодно! И ты можешь делать со мной всё, что захочешь! Только пусти в дом, я замёрз уже!
На мгновение Сеймей даже не нашёлся, что ответить на такую наглость. А Нисей использовал этот момент его растерянности себе на пользу, закинув руку Сеймею на шею и обнимая его с широченной ухмылкой:
- Ну что ты такой нерешительный? Пойдем же, пока я совсем не околел!
Сеймей не знал, что взбесило его больше: то, что его обозвали нерешительным, или то, что Нисей позволил себе прикоснуться к нему, в любом случае он тут же с воплем отвращения сбросил его руку с плеча.
- Ты что, спятил?!
Нисей уже приготовился со скучающим лицом выслушать его гневную тираду, но Сеймей вдруг как-то сник, вспыхнувший было взгляд потух, а руки безвольно опустились. Он смотрел, как тают, едва касаясь земли, снежинки и как будто вспоминал о чём-то, а потом развернулся и пошёл к дому, вертя в руке звенящую связку ключей и всё так же ничего не говоря.
Нисей не без зависти отметил, что только Рицка может довести Сеймея до подобного состояния, и что раньше он никогда не видел его таким. Впрочем, он не стал предаваться долгим раздумьям и поспешил за Сеймеем, уверенный, что тот всё-таки выгонит его, и прикидывая, как бы забрать назад свой плащ.
Но Сеймей впустил его. Нисей постарался сделать вид, что нисколько не удивился, заходя в тёплую и тёмную прихожую. Из-за ревности? Конечно, в том, чтобы быть чьей-то заменой, приятного мало, но стучать зубами на улице и того хуже.
Сеймей же сразу прошёл на кухню и обнаружил на столе всё те же чашки с холодным чаем тёмного, почти чёрного цвета. Мисаки не было, но Сеймей был уверен, что она дома и уже легла спать, забыв, что оба сына ушли куда-то на ночь глядя.
Всё-таки она отвратительная мать, подумал он с безвольной злобой. Она не имела права воспитывать Рицку, даже прикасаться к нему не имела права.
В дверном проёме возник Нисей.
- Чайком не напоишь? – спросил он, накручивая на палец прядь волос.
Но Сеймей, похоже, продолжал его игнорировать. Он стоял неподвижно какое-то время, а потом вдруг схватил две чашки – свою и Рицки, и выплеснул их содержимое в раковину. Разбрызгавшиеся тёмные капли потекли по стенкам раковины, а несколько капель попало на столешницу, замерев на ней чёрными блестящими точками, напоминающими в полутьме жутких насекомых.
Нисей с любопытством наблюдал, что будет дальше. Но за весь вечер Сеймей так больше и не выкинул ничего подобного, а был всё так же молчалив и суров. Нисей умирал от скуки и желания покурить, его пальцы то и дело нервно ощупывали карман, где лежала пачка сигарет, словно проверяя, на месте ли она.
Когда раздался звонок в дверь, Нисей тут же встрепенулся, предвкушая интересное развитие событий, которое могло последовать за возвращением Рицки и его разборками с братом.
Сеймей же отреагировал на звонок с каким-то ледяным спокойствием. Только удивился про себя, зачем Рицке звонить, если у него есть свои ключи. На которых, между прочим, висит брелок-котёнок, подаренный Агацумой. Надо будет как-нибудь незаметно выбросить его и купить Рицке другой.
Он открыл дверь, уверенный, что там будет тот, кого он так ждал, но и в этот раз всё пошло наперекосяк в его планах.
На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоял тощий паренёк в полицейской форме и прилипшими ко лбу и мокрыми от снега с дождём волосами.
Сеймей поморщился.
- Что вам угодно? – спросил он, и прозвучало это как «Что надо?!»
- Извините за беспокойство в такой поздний час. Здесь ведь проживает семья Аояги?
- Да. Аояги Сеймей слушает. А что?
Полицейский облизнул пересохшие губы и с жалким видом что-то промычал, а потом откашлялся и спросил:
- Ваш младший брат уезжал сегодня вечером куда-либо?
- Что? – Сеймей нахмурился, как будто не понимал, что от него хотят. Боковым зрением он уже заметил других полицейских и машину. – Да… он уезжал, - ответил Сеймей, снова понизив голос.
- Боюсь, что у меня для вас плохие новости. Ваш брат попал в серьёзную аварию. Машина, в которой он ехал, врезалась в грузовик.
- Что? – снова переспросил Сеймей окончательно севшим голосом. Наверное, они ошиблись, подумал он. – Рицка попал в аварию?
- Да. Мы как раз возвращались с места происшествия и решили заехать к вам. Если хотите, мы можем подбросить вас в больницу.
- Так… он жив?
- Да. Когда врачи увозили его, он еле дышал. Я думаю, вам стоит поторопиться.
*
Ему снова снился этот сон. Время текло вязкой тёплой жижей, то застывая, то продолжая своё движение в неведомое. И он снова не мог пошевелиться, только на этот раз к неподвижности прибавилась ноющая боль во всём теле. А ещё казалось, что не хватает воздуха. Слишком душно, не так, как в прошлых снах, когда из открытого балкона веяло ночной прохладой. И ещё… Конечно. Как же раньше он не заметил. Теперь Рицка был уверен, что спит. Это нереально. Реальность заблудилась где-то по дороге. А здесь время течёт по каким-то своим законам: не как в реальности и даже не как на границе сна и яви, когда кажется, что времени просто нет. Здесь же время было. Но было оно какое-то другое, как будто тёплое, живое.
Рицка прислушался, ожидая услышать тиканье часов, которого не было в предыдущих снах. И он действительно услышал его и тут же понял, почему не слышал раньше. Оно было очень медленным. Между каждым тик-таком проходило по меньшей мере три минуты привычного Рицке времени. Это значит, что одна секунда здесь длится три минуты – безумно долго. А ещё тиканье было громким и в то же время глухим, как будто раздавалось со дна железной бочки, наполненной водой. И этот спёртый воздух, который лёгкие как будто противятся принимать. Мокрый, вязкий и омерзительно тёплый воздух, вызывающий боль в груди при каждом вдохе.