— Ты знаешь, — сказал Анджело, выходя из ванной, — если тебе нужен Тристан, если ты хочешь его видеть, то я не собираюсь тебе мешать.
Такая искренность была выше всякой ревности, всякого соперничества. Я не почувствовала в его тоне ни единой нотки высокомерия или снисходительности.
— Выздоравливай. До скорого! Чао!
И он легко сбежал вниз по витой лестнице, словно вспархивающая бабочка.
Мне уже не хотелось возвращаться в постель.
Едва лишь я оделась, вернулся Тристан, нагруженный провизией.
— Анджело только что приходил, — сказала я.
— Но тебя никто не заставляет сразу же уходить.
Я чувствовала себя выздоровевшей, и бездействие меня угнетало. Тристан предложил мне чашку чая, чтобы ненадолго удержать.
— Ты говорила с Анджело?
— Да, но он торопился. Ты знаешь, он произвел на меня приятное впечатление.
Тристан улыбнулся мне, как подросток, смущенный комплиментом.
— Ты не хочешь пойти на его спектакль? Его труппа выступает в эту субботу в Монтрей. А потом можно будет выпить по стаканчику.
Я с радостью приняла приглашение.
После долгих дней без движения голова у меня немного кружилась, ноги подкашивались. На улице я чувствовала себя странно. За последнюю неделю сильно потеплело, небо прояснилось. Это был как будто совсем другой мир.
Спустившись в метро, я увидела на стенах афиши новых фильмов — «Спасайся кто может» Годара и «Мой американский дядюшка» Алена Рене. Оба эти режиссера были представителями «новой волны», которая оказала косвенное влияние на мой приезд во Францию.
Скорый выход этих фильмов показался мне счастливым предзнаменованием. Я ощутила прилив энергии, мое лицо просветлело. Другие пассажиры в метро тоже улыбались — казалось, им передается мое хорошее настроение.
Глава 17
Мoe анорексическое состояние оставалось без изменений в течение многих лет. Я почти ничего не ела, чтобы сохранить свой «вес пера», и действительно не прибавила ни килограмма, но в обмороки больше не падала. Окружающие понемногу привыкли к моей худобе. Я всегда чувствовала себя непохожей на других, но теперь это меня больше не беспокоило.
Консультации у психиатра продолжались в обычном режиме. Одновременно с этим я поступила в университет.
Как всякий очередной переход на новую образовательную ступень, поступление в университет перевернуло все мое привычное существование. Просторный университетский кампус, раскинувшийся на холме к югу от Токио, ежедневно заполнялся тремя тысячами студентов с разных факультетов. Я выбрала филологический факультет, решив специализироваться по французской литературе.
Здесь мы уже не были ограничены всевозможными правилами, как прежде в школе, — на смену им пришел безудержный либерализм. Никто не диктовал нормы поведения: мы одевались как хотели, в открытую курили и пили сверх всякой меры. Свободного времени у нас оставалось вполне достаточно. Я подрабатывала репетиторством, что приносило мне деньги на карманные расходы. Почти каждый вечер мы целой компанией отправлялись куда-нибудь развлекаться.
У многих молодых людей были свои машины, взятые напрокат или подаренные родителями. Наиболее распространенной моделью была маленькая «Хонда-сивик» — примерно то же самое, что «Рено 4Л» для французских студентов 1970-х годов, — однако у некоторых студентов из привилегированных семей были и западные автомобили — «БМВ», «Порше» или даже «Ламборджини». Стараясь избегать проверок на алкоголь, мы перемещались из бара в ресторан, из ресторана в диско-клуб. Наиболее интересные и модные сборища зачастую устраивались в таких местах, куда общественным транспортом было не добраться.
Если кто-то время от времени пытался завязать со мной интрижку, я никогда не отказывалась.
Впервые увидев Масато в университетском кафетерии, я буквально замерла на месте. У него были гибкая фигура, волнистые волосы, тонкие черты лица, длинные ресницы, он был одет в джинсы и рубашку-поло, а на плечи был наброшен пуловер, рукава которого завязывались на шее. Этот небрежный стиль делал его просто восхитительным. Я не могла оторвать глаз от этого образа совершенной красоты.
Несколько дней спустя я увидела его на том же самом месте. Он разговаривал с одним парнем, которого я знала, — Такаши, двумя годами старше меня, был капитаном волейбольного клуба в моем бывшем колледже. Глядя на нашу радостную встречу, Масато спросил меня: