Майку понравилась эта сделка. Я достал карту из кармана пальто, разложил ее и, с помощью Майка, прислонил к капоту. Он сказал, что они интересовались секторами 23 и 26, потому что отец Андерсона охотился там много лет назад и заявил, что олени у реки Паудер были намного больше, чем в горах. Отец Андерсона прав, но я не стал об этом говорить – в этих секторах стоит мое ранчо. Они приехали туда днем в пятницу, объехали реку Паудер и вернулись через Арваду, Клермонт и Кроссроудс.
– Вы съезжали с главной дороги?
– Э-э, три раза. Один раз, чтобы понаблюдать за антилопой на вершине холма после того маленького городка у главной дороги.
– Арвада.
– Второй раз у старого моста, который ведет на юг.
Это уже что-то.
– Старый Кингс-Бридж? – Лицо Майка выражало недоумение. – Эстакада из стальных балок, которая проходит через дорогу, со старой машиной на дальней стороне?
– Да, сэр. Теперь я вспомнил.
– Вы видели там что-нибудь или кого-нибудь? – Он замолчал. Придется говорить со всеми. Я хоть когда-нибудь посплю?
– Нет.
– Точно?
– Да, сэр.
– А вас кто-то видел?
– Нет. В смысле, мимо проезжали машины… – Майк о чем-то серьезно думал, но молчал.
– Но вы ни с кем не говорили?
– Нет.
– А что насчет третьей остановки? – Его лицо просияло. Видимо, он решил, что на сегодня он отстрелялся.
– Мы пообедали в баре где-то в тридцати километрах от дороги.
– «Рыжий пони»?
Андерсон показал на меня пальцем, и я начал догадываться, что он работает в сфере продаж.
– Точно.
Я спросил, что они ели, и он ответил, что чизбургеры. Я спросил, понравилось ли им, и Майк ответил, что они были неплохими.
– Просто неплохими?
– Да, сэр. А что? Это важно?
Поток ветра потрепал карту.
– Нет, просто хочу передать слова критики местному шефу, бармену и по совместительству посудомойщику. Вы обедали там на обратном пути из города? В какое примерно время это было?
– Около полудня, может в час. – Я достал ручку и сделал пометку на карте.
– Ваша фотография висит на стене. У бара, рядом с медалями, картами и всем прочим. Да? – Я продолжил писать. – Вы вместе служили на войне? С этим индейцем?
– Да, на войне, что начала все войны. – Кажется, он меня не понял.
– В смысле, еда была не такой уж плохой… – Теперь тон Андерсона был извиняющимся. Я мечтал поскорее рассказать все Генри. – Он долго ее нес, но, наверное, бар только открылся. Своих денег еда точно стоит. Индеец резал картошку прямо на баре, перед нами, и у меня был чизбургер с очень щедрой порцией халапеньо.
Я перестал писать.
3
Послышался грохот, когда кто-то попытался вытащить что-то вроде кастрюль и сковородок из одной из многочисленных коробок, выстроившихся вдоль кухонной стены. Я вдавил голову в подушку; почти четырнадцать часов сна, а состояние все равно дерьмовое. Хотя, похоже, за окном стоял погожий день. С моего ракурса почти с пола хорошо было видно ярко-голубое небо без единого облачка. Из кухни снова донеслись шум и свист. Если я не ошибся, это была Симфония номер один Прокофьева, и ее нещадно уродовали. Я кое-как принял наклонное сидячее положение и вытянул спину, позволив маленькой мышце, расположенной слева от моего позвоночника и чуть ниже, решить, какой у меня сегодня будет день. Прогноз был неплохим.
Я посмотрел сквозь непрозрачное пластиковое покрытие, которое все еще цеплялось за стеклянную дверь между спальней и кухней, поднялся на ноги и заковылял. Потом повернул стеклянную ручку, украденную почти десять лет назад из нашего арендованного дома в городе, и предстал перед великим шайенном, который был великолепен в своей старой майке вождей Канзас-Сити, а на спине красовалась надпись «ВАШЕ ИМЯ».
– Вообще-то тут люди спят.
– После четырнадцати часов объявляют клиническую смерть. – Он открыл банку печенья на краю стойки из деревянной стружки и выкладывал его на старую форму для пирога.
– Ты ее помыл?
– А надо было? – замер он.
– Ну, почти на всех вещах тут мышиное дерьмо.
Его плечи поникли, пока он вытаскивал печенье и осматривал его с внутренней стороны.
– Как ты можешь так жить? – повернулся ко мне Генри. – Пожалуйста, надень какую-нибудь одежду.
Я ушел в спальню, снял халат с гвоздя в стене и неторопливо зашагал обратно на кухню.
Сел на табурет у стойки и налил кофе в чашку «Денвер Бронкос». Мне показалось, что этим днем моя работа – как можно сильнее раздражать Генри. Мне стало лучше.
– Что на бранч?