– Вчерашняя тайна сегодня уже не тайна, сегодняшняя тайна завтра уже не тайна, – направляясь к двери, беспомощно развёл руками Василий Александрович. – Так что…
Когда дверь за посетителем закрылась, Мышенкову стало по-настоящему страшно. А ну как сейчас войдут эти трое, которые ничуть, судя по всему, не лучше тех, что убили их начальника, да и начнут задавать вопросы, предварительно надев ему на голову целлофановый пакет? Так что же делать-то? Рассказать всю правду?
А если им покажется мало? Скажут, что это не вся правда, по их мнению, и… И что тогда? Снова пакет на голову, пока не задохнётся, что с его-то слабыми лёгкими может случиться непредсказуемо рано?
Словно волк, впервые угодивший в клетку, он метался по кабинету и не находил себе места, а в голове его бились мысли, причиняя едва ли не физическую боль. Необходимо искать и найти выход!
Неожиданно взгляд его наткнулся на дверь. Да, надо срочно сматываться отсюда, чтобы хотя бы временно снять остроту проблемы! И не ночевать сегодня дома. А к завтрашнему утру попытаться что-нибудь придумать.
9
Подлесный припарковал «четвёрку» таким образом, чтобы, не покидая салона автомобиля, можно было наблюдать за входом в офис салона «Фея», а правильнее сказать, за аркой, ведущей во внутренний дворик, где и находился вход в салон.
Он намерен был во что бы то ни стало дождаться, когда Бояркина отправится домой, и поговорить с нею, жёстко и однозначно. Она впутала его в грязную и опасную авантюру, она и обязана выпутать его из неё. А положение гонимого зайца его не устраивает в принципе.
На улице появился Мышенков. Он явно был очень сильно взволнован, двигался суетливо, озирался по сторонам и то да потому делал попытки перейти на бег. Что у них такое приключилось, если этот самовлюблённый поросёнок позабыл о своих величаво-плавных манерах? Такое впечатление, что он драпает, спасается от кого-то бегством.
Подлесный выскочил из машины и бросился догонять Мышенкова. Когда он находился уже метрах в десяти от Мышенкова, тот в очередной раз обернулся. Дмитрий быстро присел, укрывшись за спинами впереди идущей парочки, в результате чего остался незамеченным.
Затем Подлесный вновь метнулся вперёд и настиг Мышенкова. Ткнув указательным пальцем беглеца в бок, он грозным голосом рыкнул:
– Стоять! И не дёргаться!
Мышенков, напуганный суровым окриком, рванулся вперёд, однако споткнулся, и раз, и другой, потом зашатался и упал на колени. Но и на коленях не устоял – опустился на четвереньки. Подлесный, не ожидавший, что жертва его шутки окажется столь неустойчива, кинулся с поспешностью поднимать упавшего.
– Э-эй, ты отчего такой пугливый? Шуток не понимаешь? Давай вставай!
Мышенков покосился на Подлесного и что-то промычал нечленораздельное. Язык у него отнялся, что ли? Впрочем, что касается языка – это вопрос. А вот ноги действительно не слушались Мышенкова, и Дмитрию стоило немалых усилий, чтобы стопроцентно зафиксировать тело пострадавшего в вертикальном положении.
– И что же стряслось, Лев Николаич? – взяв Мышенкова под руку, спросил Подлесный. – Вы в таком состоянии, Лев Николаич, в каком я вас сроду не видывал. За вами кто-то гонится? А с лицом у вас что?
– В каком я состоянии! – вдруг вскричал Мышенков и бросил на Дмитрия надменный взгляд. – Я возмущён! Вашим поведением, извольте слышать! Да что вы себе такое позволяете?! – продолжал возмущаться он, однако смотрел теперь уже не на Подлесного, а мимо: назад, вправо, влево – стрелял глазами по сторонам, что называется.
– Я тут Марину Григорьевну повидать хотел, – сообщил Дмитрий. – Но вы с таким видом выскочили из офиса, что я даже не знаю… Что там у вас происходит?
– Повидать Марину Григорьевну? – повторил за Дмитрием Мышенков, и лицо его приняло скорбное выражение. – Не знаю. Не знаю, сможем ли мы вообще увидеть Марину Григорьевну. Там сейчас такие разборки, что упаси и помилуй. И милиция с прокуратурой, и бандиты эти.
– В связи с чем обострение?
– Марина Григорьевна обронила вещь одну, такую одну вещицу… Одним словом, это такие чётки, которые были у бизнесмена этого убитого и затем пропали.
– Откуда они у неё? Она-то что говорит?
– Ой, не знаю. Это так неприятно, так неприятно. И я ушёл. Понимаете? – Мышенков снова посмотрел в направлении офиса. – И теперь подозрение не только на ней. Я не знаю, что делать. Я даже домой боюсь идти ночевать. Если не одни, так другие… Теперь все мы под подозрением. Я знаю, что и вы… Да, очень нехорошо она с вами поступила. Сказала, что вы её машиной пользовались. Ай-я-яй! Должен вам сообщить, я всецело на вашей стороне.