— Ты была хорошим полицейским? — спросил Калли у Хаузер, когда они покинули причал и возвратились к машине.
— Думаю, да.
— Почему же ты ушла?
— Это долгая история.
— Расскажи мне о ней.
— Как-нибудь в другой раз. — Ее тон не оставлял сомнения, что тема исчерпана.
— О'Крюгер? — сказал Калли.
— Что?
— Гримальди назвал тебя старушкой О'Крюгер.
Хаузер улыбнулась.
— Я полуирландка, полунемка.
— Плохое сочетание. Напился в стельку и с песней «Залив Гэлуэй» вторгся в Польшу.
Глава 28
Из окна кафе на Брайтон-Бич-авеню был хорошо виден вход в ресторан «Гардения» на другой стороне улицы. В этот воскресный день ресторан открылся довольно поздно, всего полчаса назад, и Калли с Хаузер сидели в ожидании, пока он достаточно наполнится. В почти пустом ресторане их появление неизбежно привлекло бы к себе излишнее внимание.
Когда Калли и Хаузер вышли из кафе и стали пересекать улицу, направляясь к ресторану, над головой у них загрохотал сабвей, в темное ущелье улицы посыпался сноп искр. По обеим сторонам улицы на витринах были подняты железные жалюзи, и тротуары заполнились тучными, ширококостными мужчинами и приземистыми, плотно сбитыми женщинами. У всех был ярко выраженный славянский тип лица, все были в кричаще ярких полиэстеровых одеждах и лакированной коже; все несли полные сумки свежих фруктов и овощей и разнообразные продукты из ломящихся от изобилия магазинов, которых они никогда не видели у себя на родине.
Казалось, они находились в замкнутом этническом мирке, негостеприимном ко всем посторонним; это впечатление усугублялось грубыми, гортанными звуками русского языка, едва ли не единственного, на котором здесь разговаривали. Калли мог бы поклясться, что находится в прежнем Советском Союзе, в Москве или в Киеве, или в приморской Одессе, если бы не обилие товаров в магазинах и непрерывный поток машин.
Владелец ресторана, он же и управляющий, своими блестящими глазами и круглым розовощеким лицом походил на херувима и казался воплощением дружелюбия и приветливости. Он приветствовал Калли и Хаузер, когда они вошли в «Гардению». Вытатуированные на тыльной стороне его пальцев буквы говорили, однако, о его принадлежности к Организации.
Ресторан представлял собой длинный узкий зал, заполненный уже на три четверти; в нем стоял шум и разносились характерные, русские запахи; отовсюду слышалась оживленная русская речь. Заметив пустой столик в углу около двери, Калли показал на него кивком головы. Переодетый херувим отвел их к этому столику и жестом подозвал официанта с внешностью палача, который тут же подошел, дал им меню и наполнил водой стаканы, после чего, не говоря ни слова, исчез.
Калли хорошо видел весь зал. Его глаза медленно переходили от одной группки посетителей к другой; некоторые из них, в свою очередь, подозрительно поглядывали на него и на Хаузер, чуя в них чужаков. В конце концов глаза Калли остановились на столе в дальнем конце зала, около дверей кухни. Там, склонившись над едой, сидели трое мужчин, одетые в дорогие, сшитые на заказ костюмы. Они напоминали беглых каторжников, только что ограбивших магазин мужской одежды Армани. Они пили водку так, словно это была вода. У одного из них, психопата с прищуренными глазами, наплечная кобура оттопыривала пиджак. Все трое были здоровенные, с бычьими шеями, грудью колесом и более всего походили на наемных убийц.
— Как выглядит Силкин? — спросила Хаузер, осматривая зал, увешанный акварелями и дешевыми, писанными маслом картинами, изображавшими романтические русские пейзажи и Волгу.
— Ростом он шесть футов два дюйма, худощавый и стройный. Блондин, с голубыми глазами. Пол-лица парализовано, вид придурковатый, да он и в самом деле придурок, этот сукин сын.
— Они с Маликом друзья?
— Они работали некоторое время в одном отделе КГБ И у них было общее дело. Силкин собирал дань с русской мафии, а Малик заботился о том, чтобы все закрывали глаза на ее деятельность.
— Участвовал ли Силкин в ограблении грузовика?
— Вполне вероятно.
Хаузер заметила, что он говорит холодно, не глядя на нее. Несколько минут она сидела молча, затем сказала:
— Ты сердишься на меня за то, что я посвятила в наши дела Гримальди?
— Нет, я сержусь прежде всего на самого себя, поскольку свалял дурака, ввязавшись в эту историю. Правда, я был в отчаянном положении.
— А я думаю, что ты поступил правильно. Ты скорее поймаешь Малика, чем ФБР, даже если бы ты все им рассказал. Это было правильное решение.
— Я начинаю сомневаться.
— И не жалей, что доверился Гримальди. Он лучший уличный полицейский, какого я знаю.
Вернулся официант, чтобы взять заказ, и они замолчали. Калли убедил Хаузер попробовать русскую кулебяку, одно из немногих блюд, которые он полюбил во время своего пребывания в Москве, в отделе ЦРУ при посольстве. Официант не говорил по-английски, и Калли просто ткнул пальцем в меню, хотя хорошо знал русский язык и говорил по-русски без малейшего акцента. Вскоре после того как им подали еду, Калли увидел, что кто-то, стоя в дверях кухни, жестом позвал одного из мужчин, сидевших за дальним столиком. Двое оставшихся явно насторожились. Они то и дело поворачивали головы в ту сторону, куда ушел их приятель, словно ожидая, что и их тоже вот-вот позовут.
Калли сидел, пристально наблюдая, что делается в узком проходе, который вел мимо кухни к заднему входу. Вскоре человек, которого позвали, вернулся вместе с другим. Этот другой немедленно приковал к себе внимание Калли.
Хаузер, любительница поесть, наслаждалась необычным, но вкусным блюдом. Она заметила перемену в лице своего спутника и повернулась в ту сторону, куда он смотрел. Пристально вглядевшись в лицо человека, который присоединился к троице, она узнала его по описанию Калли.
— Силкин?
— Да. Только не глазей на него. Смотри на меня и делай вид, что мы заняты разговором.
— Что ты собираешься делать?
— Ничего. Но ты можешь кое-что для меня сделать, — сказал Калли. — Если я прав, он должен вывести нас на Малика. Я хочу, чтобы ты вышла и обошла кругом здание. Там есть дорожка, ведущая от ресторана к соседнему магазину. Встань так, чтобы видеть и вход в ресторан, и то место, где дорожка соединяется с Брайтон-Бич-авеню. Если он выйдет через задний выход, последуй за ним. Я выйду через переднюю дверь и присоединюсь к тебе.
— А если он выйдет через переднюю дверь?
— Когда я выйду, дам тебе знак. Ты знаешь, как следить попеременно?
— Да, мы будем идти по разным сторонам улицы и время от времени меняться местами, чтобы он не видел позади себя одного и того же человека.
— Верно.
— Он знает тебя лично?
— Нет. Но я знаю его по отснятым фильмам, и я изучал его биографические и психологические данные, когда мы хотели завербовать его в Москве. Но мы с ним никогда не встречались.
Хаузер хотела было встать, но Калли удержал ее, положив ладонь на ее руку.
— Подожди, пока я скажу, тогда встань, нагнись, поцелуй меня в щеку и, выходя, махни мне рукой.
Калли продолжал незаметно наблюдать за Силкиным и его приятелями, поглощенными разговором.
— Иди, — сказал он вдруг Хаузер, которая встала, спокойно и хладнокровно, без тени страха выполнила его указание.
Человек с прищуренными веками посмотрел вслед Хаузер, но продолжал разговаривать. Калли ел свою кулебяку, краешком глаза наблюдая за Силкиным. Двойная дверь кухни распахнулась, и из нее вышел какой-то человек; повернувшись, он заговорил с кем-то находившимся на кухне.
Калли пристально смотрел на его затылок, на его покатые плечи, на то, как он стоял, отставив ногу. По коже у него пробежали мурашки. Человек слегка повернулся, и по профилю Калли сразу же узнал Малика.
Калли отвернулся и опустил голову. Он тотчас подумал о Хаузер. Если Малик выйдет через заднюю дверь и увидит ее или она попытается его остановить, ей не спастись. Каким бы хорошим полицейским она ни была, в каких бы трудных ситуациях ни оказывалась, она не могла тягаться с Маликом.