— Похоже на правду.
ЗДО улыбнулся.
— И все шито-крыто. Мне нравится, как он работает. Всегда нравилось.
— Значит, мы ничего не будем предпринимать?
— Естественно. Какой смысл ворошить все это? К тому же в этом есть что-то вроде поэтической справедливости.
Уже выходя, Грегус остановился возле двери.
— А что сделали бы вы?
— На его месте? После всего, что с ним произошло? Кто, черт побери, может сказать? Возможно, то же самое, что и он.
На следующее утро Джек Мэттьюз вошел в кабинет шерифа Гановерского округа и предъявил свое удостоверение его помощнику, сидевшему за столом.
— О да, шериф Холлинс ожидает вас.
— Где он?
— Допрашивает арестованного, — сказал помощник шерифа. — Я отведу вас к нему.
Холлинс и задержанный сидели по разные стороны стола, на котором находился диктофон. Еще один помощник шерифа стоял в углу, с видеокамерой в руках. Когда Мэттьюз вошел в комнату для допросов и предъявил удостоверение, и диктофон и видеокамера были выключены.
— Это он? — спросил Мэттьюз.
— Собственной персоной. Обри Шиффлет, по прозвищу «Трупосоставитель», — гордо сказал Холлинс. — Извините, что мои парни присвоили себе ваши лавры, но ведь мы работаем все вместе. Верно?
— Верно, — сказал Мэттьюз и сел рядом с Холлинсом, напротив арестованного, внимательно его рассматривая.
Бессмысленный взгляд полуприкрытых веками глаз, болезненная улыбка, застывшая на желтовато-бледном лице. Сразу видно, что это психически больной человек. С момента появления Мэттьюза он настороженно за ним следил.
— Вы шпик, да?
— Я агент ФБР, Мэттьюз.
— Это я убил этих сук. Всех до одной. А перед тем как убить, как следует отодрал.
— Ты говоришь правду?
— Чистую правду.
— Скажи мне, Обри, как ты это сделал?
— Что значит, как сделал? Раскромсал их на куски. А перед этим долго пытал. О чем ты спрашиваешь, мать твою? Ты что, не читаешь газет? Не смотришь телик?
— Должен тебе сказать, Обри, ты нам задал трудную задачу.
Рот Шиффлета растянулся в еще более широкой улыбке.
— Какую же такую задачу?
— Мы никак не могли понять, как ты умудрился похитить этих девушек из Вирджинского университета так, что никто ничего не видел? Ты что, бил их по голове дубинкой? Или рукояткой пистолета? Или душил руками?
Лицо Шиффлета стало бессмысленным.
— Я забыл.
— Забыл?
— Да, забыл. Ну, выпало из памяти, такое со мной бывает. Я забываю все подробности, особенно если это было... не вчера.
Мэттьюз впился глазами в Шиффлета.
— Как ты попал в Мэнсфилд и Брайтон-Бич?
— Куда?
— В Мэнсфилд, Нью-Джерси, и Брайтон-Бич в Бруклине?
— А, туда, где я убил этих сук несколько дней назад?
— Как ты туда попал?
— На самолете. Заплатил наличными. Под вымышленным именем. И никто ни хрена не знает. Ловко, да?
— Ты летал в Мэнсфилд, Нью-Джерси?
Шиффлет покосился на шерифа Холлинса.
— Да. Наверно. Не помню. Может, я ездил туда на автобусе. Я уже говорил, что забываю все подробности. Может, я ездил туда на машине. Почему ты задаешь эти вопросы? Ты должен сам все это знать. Или, может, ты какой дурной, с приветом?
— На какой машине ты ездил?
— У меня есть пикап.
— И никакой другой машины?
— Ах да, я забыл. У меня есть еще «роллс-ройс»; но он пока еще в магазине. — Шиффлет рассмеялся собственной шутке. — Я что, похож на парня, у которого есть две машины? Да ты, видать, и впрямь чокнутый.
Мэттьюз повернулся к Холлинсу.
— Могу я поговорить с вами наедине?
Агент ФБР и шериф вышли в коридор.
— Извините меня, шериф. Я не хотел бы вас обидеть, но он такой же «Трупосоставитель», как вы Иисус Христос.
— Тогда, надеюсь, вы регулярно посещаете церковь, сынок.
— В лучшем случае он жалкий подражатель. И, судя по вашему вчерашнему донесению, стихийный убийца, не соответствующий отработанному нами психологическому портрету. Больной человек с нулевым коэффициентом умственного развития, проще говоря, пень.
Холлинс сразу ощетинился, побагровел.
— Мы задержали настоящего убийцу, агент Мэттьюз. Как ни трудно ФБР это признать, мы здесь не какие-нибудь деревенские простофили.
— Я этого не говорил. Какие у вас доказательства?
— Доказательств целый вагон. Больше чем достаточно, чтобы посадить его на электрический стул.
— Не могли бы вы уточнить?
— Вчера вечером он убил молодую девушку. Сграбастал ее и затащил в лес, за ее домом. Он резал ее столовым ножом, когда кто-то увидел его и позвонил по девять-один-один.
— И это все?
— Отнюдь нет. Шестнадцати лет от роду мистер Обри Шиффлет зарубил топором двух школьниц, потому что они отказались с ним пойти. Последние восемнадцать лет своей жизни провел в больнице для умалишенных преступников. Диагноз: тяжелая параноидальная шизофрения и мания убийства.
— И они его выпустили?
— Да нет, черт возьми. Два месяца назад он удрал.
— И это все доказательства того, что он «Трупоссставитель»? Не считая его собственного признания, которое смахивает на решето?
Холлинс хитро улыбнулся.
— О кет. Самое лучшее я припас напоследок. Сегодня утром мы обыскали дом-прицеп, где он живет. И нашли четыре человеческих сердца в холодильнике: бьюсь об заклад, что образчики ткани совпадают с тканью четырех жертв, найденных в Вирджинском университете. Мы также нашли чемодан с трусиками, бюстгальтерами и украшениями, а также кошельки этих четырех жертв. Плюс электрическая дрель и набор больших и малых ножей различного назначения.
Мэттьюз просто остолбенел, услышав все это.
— Ах, эти ублюдки, — пробормотал он, — ах, эти хитрые дьяволы!
— Что? — не понял Холлинс.
— Ничего, шериф, ничего. Скажите, пожалуйста, большой ли у него холодильник?
— Обычный холодильник с не очень большой морозильной камерой вверху.
— Отдельного морозильника у него не было?
— Вы все еще не сдаетесь? Я знаю, к чему вы клоните, но, может, он использовал для замораживания тел другой холодильник.
— Может быть.
— Итак, все сходится, — убежденно сказал Холлинс. — Конечно, он смутно помнит подробности совершенных им преступлений, но доктор, который лечил его в психиатрической больнице, говорит, что он и в самом деле страдает забывчивостью. С момента своего побега он, естественно, не получал никакого лечения, и его состояние резко ухудшилось. Разумеется, это человек с неустойчивой психикой. Но у нас достаточно доказательств, чтобы возложить на него ответственность за убийства в Шарлоттсвиле плюс вчерашнее убийство.
Мэттьюз молчал. Последние четыре дня контрразведывательный отдел Бюро пытался установить связь между Маликом и ЦРУ, а также найти прямые доказательства, изобличающие его как убийцу, но все эти усилия оказались тщетными. Если ФБР заявит, что в руках у Холлинса не тот маньяк-убийца, который разыскивается, подкрепив свои сомнения лишь косвенными свидетельствами и подозрениями, никто не пожелает даже их выслушать; у них будет плачевный вид людей, преследующих свои узкие своекорыстные интересы, завидующих успеху местных блюстителей закона.
В сущности, все, что у них есть, это один свидетель, который видел, как Малик вышел из бара в Нью-Джерси с девушкой, найденной позднее убитой. Не располагая более убедительными доказательствами, Бюро не может поставить свою репутацию на карту, как не может, без достаточных оснований, бросить тень на ЦРУ, ибо рукопашная схватка с Управлением вполне может нанести ущерб в первую очередь им самим.
Несколько мгновений Мэттьюз обдумывал, не рассказать ли Холлинсу о Малике, но увидел предостерегающие письмена на стене. Они держат в руках убийцу. Средства массовой информации уже проглотили эту наживку, а почему бы и нет? Все было разложено для них по полочкам. Холлинс прав, уверяя, что может посадить убийцу на электрический стул, и располагает для этого всем необходимым. Отныне убийства прекратятся. Люди, к своему удовольствию, смогут спокойно выходить по вечерам на улицу. Бюро и местные полицейские перестанут ощущать оказываемое на них давление. Все дела можно будет закрыть. Одного убийства, совершенного Шиффлетом, достаточно, чтобы казнить его или до конца жизни упрятать в психиатрическую лечебницу. И ко всему еще Малик мертв.