— Понимаешь, неловко как-то получилось, — вполне искренне делился поддавший маг, когда у нас зашла речь об этой победе. — Мужа прикончили, а жену вот — ни-ни…
На мой насмешливый вопрос, а может и правильно? — Вовка даже возмутился:
— Скажешь тоже, мы же не мужеложцы какие-нибудь, надо было женщину уважить! Просто понимаешь, вот ты лежишь, помираешь, а нужно еще и пограбить. И нас там всего горсточка, так что до традиций ли…
На моё успокоительное «Ну хоть пограбили…» товарищ опять принялся жаловаться.
С его слов выходило, что раз золота не нашли, за исключением пары мелочей в главном зале, значит и пограбили так себе.
— Понимаешь, этот род веками тянул и тянул домой с разбоя, поэтому я уверен, даже серебро мы забрали далеко не все, что могли! Слишком уж рано помер барон… Это Карл, гаденыш такой, очень уж расстроился, что мы с тобой не придумали лучшего выхода, чем по-дурацки разменивать жизнь-на жизнь…
И вот тут вылезла масса подробностей, о которых никто до этого мне даже вскользь не упомянул.
Во-первых, едва Адскому псу пришел карачун, а я остался лежать, то ли жив, то ли мертв, Вальдемар первой же атакой спалил ведьму, как самого опасного врага, хотя та и пыталась сдаться.
— Но ее попробуй, еще удержи… — смущенно поморщился он.
А вот от дисциплинированно бросившего оружие барона они капитуляцию приняли. Но, естественно, не по доброте душевной.
— Какое ему утырку христианское прощение, если он не просто сектант какой-нибудь, а самый настоящий язычник! При этом еще и веру предал… — гневно хлопнул маг кулаком по столу.
И в тот момент у меня не было вот ни малейшего ощущения иронии. Он и в самом деле был зол на «предателя веры Христовой». Правда, я и сам временами ощущал нечто похожее. Трудновато, знаете ли, оставаться православным лишь на Пасху, если демоны, живые мертвецы и куча еще неизвестно чего и в самом деле есть. Особенно, если кое-кто из них уже пробовал тебя сожрать. И хорошо хоть неудачно…
В общем, решив не встречаться с уцелевшими людьми барона, наши тогда собрались по-быстрому пограбить, и свалить еще до рассвета. Но без помощи пленника такое было не провернуть. Замок — это все же не двухкомнатная «хрущевка», втроем там можно месяцами безрезультатно шариться.
— Но и барон ведь все расклады прекрасно понимал, поэтому сдался только по необходимости и собирался крутить хвостом. Без пыток вопрос было не решить, ну мы и начали его пытать, — развел руками Вовка. — А он соглашается отдать лишь один из тайников. Да и то — если поклянемся не жечь замок. Нет, называет этот клад он, конечно, «сокровищницей…»
В том тайнике оказалась целая гора серебряной посуда, но ни одной монеты, поэтому даже очень доверчивый человек засомневался бы, что это вся родовая сокровищница болотных баронов-разбойников.
— Стали мы пытать дальше — он ни в какую, а время-то к рассвету… Тут я хотел напугать, говорю: ну и на кой ты нам такой жадина, тогда прощай! И Карл ему тут же раз и, не говоря худого слова, горло от уха до уха… Барон с одной стороны пучит глаза и пытается что-то сказать напоследок, а у меня горло целое, но я ровно с тем же видом напротив стою. Чуть молнией не вжарил, но повезло ему, раньше пришел в себя, и смог всего лишь словами обругать. А этот болван здоровый стоит дуриком: как же так, господин, ты же сам сказал?
Со слов Вовки получалось, Карл не мог не придуряться, потому что он барону даже шанса передумать не дал. А при его опыте такая простота — невозможна. Так что приятель не сомневался: телохранитель приговорил богатого христопродавца из-за меня.
— Вот совсем не сомневаюсь, что это он сам себе надумал. Испугался гад, что барон откупится, и если ты помрешь (а тогда было еще совсем непонятно, выживешь ли), то помрешь неотомщенным. Так что твой сегодняшний кошель мог быть, может даже раз в десять побольше… — грустно завершил он.
Но я почему-то совсем не почувствовал разочарования.
Дижон — район Академии, утро
(12 апреля 1402 года, следующий день)
Утро встретило пением птиц и лишь легким сушнячком. По-настоящему в горле у меня пересохло, когда за завтраком выяснилось, что мать его, магистр, уже два часа, как в пути. Правда, прежде чем я наговорил чего-нибудь неловкого, Бланка принесла льняную торбочку с передачкой.
Внутри нее был герцогский патент на чин «лейтенанта» — командира стрелков в Сент-Апполинарской наемной роте.
«…Ага, Сент-Апполинар — это же, по-моему, название одного из пригородов Дижона, да его я уже слышал. Так, а что там еще…»