— Ваша милость, ни господина маршала, ни генерального казначея нет на месте. Приходите в другой день!
Когда будет хоть кто-нибудь из них он тоже «не знал». И вот что делать, кем пугать, кого звать⁈ К канцлеру прорываться, который вроде как замещал герцога в его отсутствие, может к каким-то там «мэтрам прошений…» — были вроде и такие чиновники.
Очень смутно представляя себе структуру здешней власти, я вот прямо откровенно растерялся от всей этой несуразицы. Поэтому-то уже минут двадцать и нюхал здешнее амбре, просто не в силах поверить, что пасую в первой же схватке с недоразвитой средневековой бюрократией…
…Пока я перебирал ногами, словно стреноженный жеребец (а ничем другим я последние два дня и не занимался), колокола всего города очередной раз отзвонили — по-моему, полдень — и о чудо, кое-что в этой безнадежной истории изменилось без моего участия.
Откуда-то из ближайшего двора, не из самой резиденции, промаршировали смена.
Очередные восемь гвардейцев во главе с новым немолодым усачом. А не пустившая меня внутрь смена не строем, но довольно расслабленно побрела по пути пришедших, но в другую сторону. Нужно было что делать, иначе я рисковал и впрямь облажаться!
— Милейший, прости мне мою назойливость, — привлек я внимание «капрала», или как там называлась у них должность командира отделения.
Когда несговорчивый вояка подошел, я начал издалека.
— Извини, мы не познакомились, хотя мое имя ты знаешь…
— Я кутилье (4) господина Марсана, Ваша милость, — представился тот, уже не так напряженно как раньше, когда он был на посту.
(4) Кутилье — конный воин в доспехе, чаще всего не имеющий рыцарского или даже дворянского достоинства. Нередко в этом качестве при жандармах выступали и их оруженосцы.
— Скажи, что думаешь, если не очень опытный лейтенант из наемной роты Его Светлости, недавно неплохо повоевавший и потому щедрый к новым знакомым, пригласит тебя пообедать с ним в каком-нибудь хорошем трактире. Естественно, за мой счет, ведь это я приглашаю и требование поступить иначе — будет в ущерб моей чести!
Последнее уточнение явно пришлось ветерану по душе.
— Думаю, если мессир лейтенант не будет выведывать секреты моего собственного господина или его синьора, то в этом нет ничего плохого… — осторожно уточнил собеседник.
— О, будь уверен, меня интересует лишь моя собственная будущая рота, ну и все что поможет наилучшим способом исполнять свои обязанности. Я вырос вдали от двора, и из-за этого могу не знать многие вещи, совершенно очевидные не только такому опытному воину, как ты, но возможно даже здешним оруженосцам. Не хотелось бы неприятностей из-за этого…
Уже через час мы сидели внутри того же самого трактира «Ягненок», где два дня назад гудели с Вовкой. Едва успели перекусить и выпить по первой, как мой собеседник совершенно однозначно назвал мою будущую роту «свеженабранным дерьмом».
Прямо дословно:
— Твоя милость, я не видел именно этих, но клянусь тебе: они не могут быть ни чем кроме как свеженабранным дерьмом. Плуты, воры, несостоятельные должники, дебоширы и прочее отребье… Нет, откровенные убивцы, из тех что взяли на горячем и приговорили к петле, в твоем случае вряд ли будут, но то, думаю, тебе скорее неудача…
— Почему это? — удивился я.
— Понятно, что с такими было бы непросто управиться, но и задавить себя за просто так какой-нибудь мелкой твари они не позволили бы. А вот от остальной шушеры я бы того героизма не ожидал. Первое время они будут способны только пугаться, вопить и разбегаться…
«…Ну вот, порадовал ты меня, чувак…»
— И что бы такой опытный воин посоветовал?
— А ведь знаешь, Твоя милость, и посоветую! Советую сейчас, пока набирать не закончили, нанять кого-то из опытных и надежных отставников. И сделать из них командиров десятков. Так глядишь и…сможешь меня через год снова угостить таким знатным винцом, — все-таки закончил мысль кутилье. — Иначе совсем невеселая судьба тебя ждет. Хорошо хоть короткая! — хохотнул он, и смутился. — Прости, Твоя Милость! И да, кажется, я могу посоветовать кое-кого. Из тех, кого сам знаю…
Глава 5
А ведь «моя твоя понимай…»
Дижон — окрестности квартала бронников, вторая половина дня
(15 апреля 1402 года, следующий день)
Было невозможно разобрать, что это за типы трутся у входа в переулок.
Для бухариков они выглядели слишком прилично, для чьих-то слуг — наоборот. Стоило бы еще постоять за углом, понаблюдать, но странный монах в это время мог уходить все дальше и дальше. Мысленно махнув рукой на здравый смысл, я со всем доступным моему лицедейскому таланту умением изобразил задумчивую отстраненность, и двинул следом.