В субботу первой парой был семинар по философии. Рита приехала в институт раньше всех, чтобы не входить в кабинет при полной группе под ехидные смешки, и уселась за третью парту; она с нетерпением ждала Щурова, который обычно приходил пораньше. Так вышло и на этот раз; они поговорили, после чего преподаватель спросил:
– Марго, вы готовы к сегодняшней теме? Мне бы хотелось услышать вашу интерпретацию «Апостола» Аквината.
Рита зарделась.
– Конечно, готова…
– Тогда сначала с вас краткая история становления эпохи, а потом – трактовка произведения. Думаю, группе это будет полезно.
Когда все расселись, и Щуров, даже не производя перекличку, отметил отсутствующих, объявил тему семинара и сказал веселым голосом:
– Здесь присутствует студент, который знает философию немногим хуже редакторов учебников – Марго Ильясова.
Аудитория недовольно загудела.
– И поэтому я хочу попросить именно ее рассказать об эпохе и философии Фомы Аквинского, после чего мы послушаем о его трактате «Апостол» и обсудим тему. Прошу вас, Ильясова.
Рита с готовностью поднялась и откашлялась.
– Фома Аквинский принадлежал к эпохе…
Рассказывала она прекрасно – с выражением, со знанием предмета, с неожиданными, но уместными замечаниями. Щуров слушал с удовольствием, а группа, которой не было дела до Риты, занималась кто во что горазд – один писал эсэмэс, другой рисовал чертиков на полях учебника, а третий выцарапывал свое имя на парте. Скучно. Но двое из группы не скучали – это были Коля Борисов и Влад Пильский. Они занимались увлекательным делом.
Сидя позади Риты, длиннорукий Борисов мог дотянуться до нее так, чтобы не заметил преподаватель; одолжив у Пильского немецкую зажигалку, он повернул колесико, чтобы пламя было максимальным, щелкнул и поднес синий язычок огня к джинсам на заднице Риты.
Шутка неопасная, но неприятная. Сначала джинсы нагреваются постепенно, жертва даже не чувствует тепла; потом появляются странные ощущения, но увлеченному ответом студенту недосуг разбираться, что случилось. А потом уж зажигалка резко подносится самой горячей частью пламени к штанам, и вот тут-то чувствуется сильный короткий ожог, как удар тока. Эффект неожиданности создается умелым владением ситуацией со стороны поджигателя; Борисов искусством владел в совершенстве. Рита как раз дошла до бессмертного творения Аквината «Апостол», как вдруг что-то изо всех сил ужалило ее в попу; она взвизгнула, шарахнулась в сторону, довольно неуклюже, и зацепилась ногой за стул. Стул загрохотал, перевернулся, увлекая Риту. Она оказалась на паркете, на коленях; одна рука упирается в пол, другая судорожно щупает задницу. Картина была уморительная, и вся группа расхохоталась; Рита, увидев зажигалку, все поняла. Она неловко встала с колен, отряхнулась и посмотрела на любимого преподавателя.
Он тоже смеялся…
…Рита укрылась в женском туалете, где долго сидела на крышке унитаза, рыдая и вытирая катящиеся по щекам слезы. «За что они со мной так, – плакала она. – Почему они меня ненавидят…»
На самом деле не было в Рите ничего, вызывающего агрессию, – не травили бы ее, нашли бы другую жертву; но с самого начала она стала показывать свою слабость. Показывать, что ей больно от шуток однокурсников, пугаться, с заискивающей надеждой смотреть в глаза проходящим, как беспомощная собака: ударят или нет? Это всех веселило. Староста курса, Лера, действительно не прогадала, выбрав жертву в первый же день. Начни Рита сопротивляться или просто перестань обращать внимание на обидчиков, все быстро бы сошло на нет; в конце концов, она могла пожаловаться брату на конкретных личностей или доложить о них в деканат – там стукачей, конечно, тоже не любят, но уж хуже бы не стало. Однако она молчала. Самым счастливым временем для нее стала минута, когда она перебегала дорогу и садилась в маршрутный автобус, увозящий ее от института; самым ужасным был момент, когда она шла по небольшой площади и видела издали ухмылки однокурсников.