Только вот как опер на работу приедет к девяти, когда в восемь тридцать – планерка у начальника розыска, а в девять – у начальника криминальной милиции? О каких восьми рабочих часах идет речь, если жулика подчас нужно брать сонным, теплым от нагретой постели, а потом тащить его на освидетельствование через весь город? Как приехать в родную контору, соблюдая трудовой кодекс, когда эффект неожиданности при обыске строится на том, чтобы в пять утра ворваться в дом и вверх дном перевернуть его?
Приехал ты в удачное утро к восьми, пару бумаг написал, пару рапортов составил, выслушал на планерке о неудовлетворительных результатах работы отдела – и вперед, раскрывать, ловить, сажать. Где громыхнет – уже летишь туда. Подозреваемый молчит? Надо беседовать! Свидетелей нет? Надо искать! Что? Не раскрыт разбой? В девять вечера планерка! Официальный приказ начальства – считать восемнадцать ноль-ноль серединой рабочего дня!
Не отменяются утренние планерки и в субботу, что бы там ни говорили о пятидневке. Если надо – собираются в субботу планерки и вечерние, где начальник, подумав, может милостиво «разрешить» поработать в воскресенье, и будешь работать, никуда не денешься. И так неделю, другую, третью, а потом – три дня праздников! Восьмое марта выпадает на воскресенье, переносится на понедельник! Планируешь, как будешь отсыпаться, как приведешь в порядок квартиру, как съездишь к друзьям… Ан нет. На праздники объявляют усиление. Сиди в конторе и слушай радостный гомон гражданских за окном. А если еще преступление какое тяжкое «выстрелит», тогда уж сам бог велел до ночи в выходные колупаться…
Эта суббота исключением не была, и завтрашнее воскресенье тоже попало под угрозу – «труп с орудием» не опознан, идет пятый день после возбуждения уголовного дела, в понедельник – оперативное совещание в отделе следственного комитета, с участием его начальника. Снова будут сушить мозг, снова тыкать в недостатки. А что прикажете делать? Потеряшек с такими приметами, как у покойника, нет, не заявлены такие потеряшки; пальчики откатали – нет в базе данных таких пальчиков, не судим мертвец, и в правоохранительных органах, хвала Аллаху, не работал. Морду по телевизору показали, по столбам расклеили, в газете пропечатали. Нет такого гражданина. Хоть свой паспорт ему подкладывай…
Время плавно подошло к трем часам дня, и Вершин стал делать недвусмысленные намеки, что пора бы в этот субботний день сваливать потихоньку: то грустно вздыхал в дверях, то приходил курить в кабинет Калинина и демонстративно спрашивал, который час, то усаживался напротив и гипнотизировал друга взглядом. Микулова еще в одиннадцать утра они послали в хутор Ийский опрашивать заявительницу по краже двенадцати голов гусей, и его до сих пор не было. Калинин справедливо полагал, что лейтенант давно сидит дома и чувствует себя прекрасно. Что ему те гуси…
– Сеня, – не выдержал Вершин в один из заходов, – я уехал. Я жрать хочу. У меня жена дома молодая. Мне тесть три коробки с фильмами припер, а я ни один еще не смотрел. У меня в машине между сиденьями уже мох растет, потому что я ее не мыл два месяца.
– Жена твоя, положим, в санатории, – не отрываясь от детализации, возразил Калинин. – А тесть тебе эти контрафактные фильмы мешками может таскать, если все пересматривать, чокнешься. Мох, правда – это серьезно…
– Ну вот видишь. Право слово, мох. Поехали отсюда, Сеня.
– Сиди. Вдруг нам с тобой еще в Ийский ехать.
– Зачем?
– Может, там Микулова грохнули уже.
– Да туда ему и дорога… Сеня, хер с ним, с Ийским, поехали ко мне. Фильмы смотреть.
– Ну ладно, – решил Арсений и убрал детализацию в сейф. – Предлагаю компромиссный вариант. Идем в «Пескари», перекусываем и едем на тебе в Ийский, потому как я безлошадный, а кражу надо раскрывать. Раз уж труп не установили. По дороге заскочим в «Рябинушку» к одному наркоману, а потом…
– Нет-нет-нет, – запротестовал Вершин и от избытка чувств замахал руками, – ну тебя, Сеня, в задницу северной козы. Это называется «дайте воды, а то такой голодный, что спать негде». В Ийский, к наркоману, катай тебя по району под брюзжание. Я домой.
– Ну и иди к черту.
– Ладно, – с горечью сказал Вершин и покачал головой. – Вечно мне все на шею садятся… но сначала обед!
– Сначала обед.
…Приятели частенько обедали в кафе «Три пескаря», испокон веков славившимся тем, что в нем собирались все жулики и все сотрудники правоохранительных органов района. В «Пескарях», как на водопое, соблюдался нейтралитет. Здесь можно было встретить преступников всех мастей и сортов – от агентов до непойманных квартирных воришек, за которыми периодически гонялся уголовный розыск. Цены были приемлемые, компания знакомая, и это привлекало в кафе милиционеров и преступников в равной степени. В честь субботы Калинин с Вершиным позволили себе по кружке пива, а на обед заказали миску горячих сосисок, до которых оба были большие охотники. Официантка в белом передничке, по совместительству – старшая дочка хозяина кафе, поставила перед ними соус и горчицу, призывно улыбнулась Калинину и пиво принесла практически без пены. Минут семь прошли в молчании – опера, обжигаясь, хватали сосиски.