– Сань, ты как к Микулову относишься? – вдруг поинтересовался Калинин с набитым ртом. – Он меня последнее время настораживает.
Вершин, жующий сосиску, только кивнул.
– И знаешь, – капитан потянулся за пивом, глотнул, – главное, мямля он какая-то. Вчера под дверью начальника час простоял, боялся бумажку на подпись отнести. Я его спрашиваю, почему так долго, а он, видите ли, думал, что начальник будет по висяку интересоваться, а он информацией не владеет. Сидим в одном кабинете, по одному делу работаем, а он «не владеет»!
– И фамилий не запоминает.
– Переведем его на квартирки, так он там всю работу запорет. Мне стажер нравится, который у Васильева сидит, вот его хорошо бы переманить.
– Переманим, – Вершин цапнул последнюю сосиску и вопросительно посмотрел на друга. – Будешь, нет?
– Если ты уже взял, чего спрашиваешь? О, смотри, – оживился капитан, отхлебывая из кружки, – наш старый знакомец.
– Кто?
– Ильясов. Вон, смотри, пиво берет.
Вершин посмотрел. У стойки стоял парень с нервными, резкими движениями, действительно, их старый знакомый Сурен Ильясов, бывший наркоман, которому удалось почти до конца завязать и ни разу не влипнуть. Официально его общение с правоохранительными органами ограничивалось парой приводов за хулиганку, ежеквартальными проверками его квартиры участковым – в чем Калинин сильно сомневался – и допросом в качестве свидетеля по делу об угоне. Неофициально Сурен с упорством дятла стучал то операм ГНК, то родному районному розыску, за что и первые, и последние закрывали глаза на его полукриминальные проступки. Калинин не без оснований подозревал, что Сурен представляет собой птицу гораздо большего полета, чем показывает, и два раза чуть было не закрыл его по статье 228 УК РФ, но тот ловко, как мокрый уж, ускользнул от ответственности.
– А с ним кто? – спросил Вершин и отправил полсосиски в рот; вечно голодный Калинин печально проводил ее глазами. – Что за деревенская краса?
– Какая краса?
– Деревенская. Да вон же, блондиночка за столиком скучает.
За дальним столом в уголке сидела грустная девушка со старомодной «гулькой» на голове, ее лицо было можно назвать красивым, если бы не общее впечатление какой-то деревенской простоты и унылости, впрочем, с оттенком глубокого ума. Пальто она сняла, и теперь пальцами приглаживала буфы на плечах платья. У нее был вид, словно она вот-вот расплачется. Сурен шлепнул перед ней два стакана с пивом и пошел обратно, к стойке, своей подпрыгивающей походкой.
– Интересные у нас шлюхи пошли, – протянул Калинин. – Глядишь, скоро библиотеки им бани заменят.
– А с чего ты взял, что она шлюха?
– А кто с Ильясовым еще в такое кафе попрется?
– Непохожа она на шлюху.
– Проверим?
– Да ну ее, – поморщился Вершин, дожевывая сосиску, – было бы надо. И как ты себе это представляешь, подойти, раскланяться и поинтересоваться – «вы, мадам, не залетная ли блядь»?
– Зачем так грубо. Сурена позовем и спросим, глупо делать вид, что мы друг друга не заметили, – сказал Калинин, и как раз в этот момент Сурен от стойки поздоровался с ним кивком. Его жесткие глаза остановились на секунду на лице капитана, потом он еле заметным наклоном головы показал на дверь и снова вопросительно уставился на Калинина.
– На ловца и зверь бежит, – чуть удивленно сказал капитан, отхлебнул пива и стал подниматься, вытаскивая из кармана сигареты. – Ты посиди немного, мне тут воздушный поцелуй послали.
– Ты куда? Кто, Ильясов послал?
– Он, наркоман паршивый. Сейчас приду.
Калинин вышел из кафе, Сурен, показав официантке на столик, где грустила девушка, направился следом. Вершин скучал недолго – минуты через три капитан вернулся и плюхнулся за столик.
– Интересная форель, – сказал он и притянул к себе стакан с пивом, посматривая на дверь – Сурен не возвращался. – Знаешь, что от меня хотел Ильясов?