– Встречались, – радостно, хотя радость в данном случае была не совсем уместна, подтвердил Легостаев, принимая паспорт назад и поглубже запихивая в карман. – На Зеленой, два, где человека зарезали. А раскрыли, кстати?
– Работаем… Послушайте, а здесь вы что делаете?
– Я работаю травматологом. Врач, знаете ли… – да черт бы подрал эту его вечную хвастливость своей профессией! – Травматология находится в этом здании, на первом этаже, а напротив у нас магазин. Купил вот… – Легостаев продемонстрировал полупрозрачный пакет, – булок на обед и шоколадку. Погода видите какая? Пациентов столько, что нормально поесть не выскочишь, так перехватываем.
Парень в дутике смотрел на него как-то странно.
– Переходил дорогу – женщина стала падать. Я бросился к ней, у меня «Гриндерсы» с шипами, почти не поскальзываюсь. Думал, подхвачу, а то сломает себе что-нибудь, а у нас и так процент повышен… Господи, что это я говорю, – смутился Легостаев. – Ну вот, добежал, а к ней уже медсестричка наша подошла, Света, и дядька какой-то. Света сказала, что она не дышит, я расстегнул шубу – а пульса уже нет. Думаю, инфаркт. Клиническая картина.
Парень смотрел на него и молчал.
– Ладно, – наконец произнес он. – Пройдите, пожалуйста, к патрульному автомобилю…
– Слушай, мутный этот врач какой-то, – с сомнением покачал головой Вершин, выслушав на следующий день рассказ напарника. – Что это вокруг него все мрут? И что, говорит, что Дюкареву первый раз увидел?
– Да. Обратил внимание, что она стояла у травматологии и курила, подумал, что очень красивая женщина. Пошел за булками на обед, возвращаясь, увидел, что она стала заваливаться на бок. Там медсестра возле лавочки курила, она сразу к ней кинулась. Смерть мгновенная.
– А вскрытие было уже?
– Было, инфаркт. У нее болезнь какая-то была сложная, совсем запущенная, а она не лечилась ни секунды.
– А от чего так резко?
– Черт его знает, – Калинин затянулся сигаретой. – Перенервничала. Перекурила. Образ жизни опять же… все вместе.
– А я на нее орал, – сокрушенно сказал Вершин и тоже полез в карман за «Винстоном». – Кто же знал, что она такая гнилая внутри, с виду – кровь с молоком. У нее девчонка осталась двенадцати лет и бабка полусумасшедшая, представляешь?
– А отец у девчонки есть?
– Откуда? Дюкарева и сама не знала, наверное, от кого принесла. Ладно, царствие ей небесное, не будем плохого говорить. Поеду к Мирзояну, врачи звонили, сказали, он пришел в сознание…
– Добро. Поедем вместе, забросишь меня в комитет… Жена твоя не вернулась?
Вершин помрачнел.
– Нет. Жены нет, а у жены совести нет. Знал бы ты, как надоело каждый вечер ледяную гречку жрать.
– Что мешает разогреть?
– А лень…
Жена Вершина, двадцатишестилетняя Жанна, лечилась в санатории от какой-то женской болезни, Калинин не уточнял, да и сам Вершин, кажется, знал с трудом. Путевку в элитный пансионат-лечебницу ей подарили на Новый год родители – точнее, путевок было две, на нее и Вершина, но кто отпустит опера по тяжким в новогодние праздники? Жанна поехала с подругой, и майор грустил уже вторую неделю.
– Предлагаю вариант, – коварно начал Калинин. – Сегодня ужинаем у меня. Горячие отбивные с отварной картошкой, сметана, водка, ясный день. На десерт… к черту десерт, и так наедимся. Можно салат взять.
– А взамен?
– Вот тебе и взамен, завтра же воскресенье, нам в контору не надо, а на сегодня я машиной обеспечен, до дома с комфортом доберусь. А в понедельник утром за мной заедешь и подбросишь на работу. До смерти надоел общественный транспорт.
Вершин мрачно покосился на капитана. Переть через утренний город сначала в один конец за Калининым, а потом в другой – в контору ему не улыбалось. Гречка не улыбалась еще больше. А если картошка с водкой – за руль все равно не сядешь, ну его на хрен, этот гололед.
– Не пойдет, Сеня, – при этих словах капитан грустно вздохнул. – Ты живешь у черта на рогах, в понедельник мне точно будет лень тебя забирать. Давай я уж из чувства солидарности просто подброшу тебя до дома, а ты мне отбивную, может быть, за это вынесешь.
– Идет! – тут же повеселел Калинин.
…Воскресное утро было мрачным, снежным, серым. Капитан приоткрыл глаза и увидел напротив себя в окно заледенелую ветку, на которой покачивалась ворона – черная, нахохлившаяся, угрюмая, она удивительно напоминала майора Вершина в профиль. Капитан фыркнул и помахал вороне рукой; она посмотрела на него равнодушно и отвернулась.
– Сеня, ты чего фыркаешь? – сонно пробормотала рядом Юля. Калинин виновато посмотрел на нее.
– Ворону увидел.