– И чего?
– На Вершина похожа. Разбудил, да?
Юля кивнула и зарылась носом в подушку; в доме опять было холодно, батареи почти не топили, и они спали под двумя толстыми одеялами, но все равно мерзли. Калинин поплотнее укрыл жену, собираясь вставать, и тут зажужжал мобильный телефон под ухом.
– Да, слушаю.
– Привет, Сеня, – раздался в трубке голос Вершина, – не спишь?
– Меня больше интересует, почему ты не спишь, – злобно прошептал капитан, вылезая из кровати и ежась от холода. – Который час? Девять?
– Половина восьмого.
– Саня, ты охерел?
– Сейчас ты охереешь. Короче, звонит мне только что дежурка. Я ж, естественно, еле сдерживаясь от нецензурщины, таким же вежливым голосом, как у тебя, выясняю: какого дьявола. Оказывается, пришли два лица без определенного места жительства и требуют поговорить либо с капитаном Калининым, либо с майором Вершиным.
– Да пошли они!
– Я то же самое и сказал. Тогда в дежурке сообщили, что бомжи на своем настаивают и говорят, что это касается убийства на Зеленой. Мол, что-то они там натворили. Короче, собирайся, я через тридцать минут буду у тебя, дороги сейчас пустые.
И майор положил трубку. Калинин с досадой посмотрел на настенные часы, убедился, что восьми еще нет, и поплелся в ванную. Минут через сорок снизу просигналили; капитан выглянул в окно и увидел «ниву».
– Юль, я уехал, – сказал он жене, целуя ее в теплую щеку. – Там Вершин приперся, нужно смотаться в отдел. Проснешься, позвони.
Юля вытаращила сонные глаза.
– Ты ворону видел или Вершина?! Не пойму…
– Спи, – ласково сказал Калинин, не став тратить время на объяснения, и тихонько вышел из квартиры.
С неба валил мелкий пушистый снежок, а под ногами была все та же наледь; мороз пробрал Калинина в тонком пальто до костей, и он поскорее нырнул в тепло машины. Вершин насмешливо посмотрел на него.
– Что это вы такой помятый?
– Отстань. Не выспался, благодаря тебе.
– Не благодаря мне, а благодаря двум добровольным свидетелям, видимо, желающим сдаться в руки закона. Что они могли там натворить, на этой Зеленой?
– Могли трупа нашего обчистить.
– Так, а на хрена признаваться? Обчистили и обчистили.
– А кто их знает, может, совесть замучила… Давай приедем и посмотрим, чего гадать, – зевнул Калинин, и приятели заговорили на отвлеченные от работы темы.
…Два бомжика, хоть и приличного, но самого грустного вида переминались с ноги на ногу у входа в РОВД; за ними лениво наблюдал могучий прапорщик, опираясь спиной в бушлате о борт патрульки. Глаз одного бомжика украшал лиловый, заплывший фонарь; второй шмыгал носом и пытался спрятать лицо в воротник старой шубы.
– Из собачатины, – издалека определил Вершин, выруливая на улицу Гастелло и аккуратно паркуясь рядом с райотделом. – Шикарная цигеечка. Сеня, не хочешь такую же?
– А у тебя свой магазин? И рядом вольерчик для дворняг?
– Ага, и лоток с беляшами… Идем?
Калинин, кряхтя, как старый дед, вылез из машины – он был в туфлях и боялся поскользнуться. Вершин легко выпрыгнул с другой стороны.
– Что это вы парочкой вечно ходите? – поинтересовался прапорщик, наблюдая, как Вершин поддерживает капитана на скользкой дороге. – Вас по одному бьют? Или чтоб за пивом можно было через одного ходить?
– За пивом ходить мы ГНР посылаем, – беззлобно огрызнулся Вершин. – Здравствуйте, товарищи! Ура, ура, ура! Великая революция восемнадцатого года свершилась! Теперь жулики к нам на поклон сами ходят!
– Нам нужен майор Вершин или капитан Калинин, – глухо сказал один из бомжиков, тот, что кутался. Второй, с лиловым глазом, закивал. – Это вы?
– Удостоверение показать? – издевательски поинтересовался Вершин.
– Покажите, – неожиданно твердо ответил бомжик. Вершин фыркнул. – Иначе мы рассказывать не будем.
– Да и не надо особо в таком случае…
– Смотри, – сунул ему под нос корочку Калинин, следя, чтобы черные от грязи и жира руки ее не цапнули; бомжик внимательно ее изучил, сверил визуально с лицом капитана и спросил:
– Где будем говорить?
Калинин огляделся.
– А вон, дверь открыта. Идем…
Как ни ныл Вершин, говоря, что их перестанут уважать и пускать в кафе, капитан настоял на том, чтобы пообщаться в «Трех пескарях», открытых уже с половины восьмого. С утра он безмерно хотел есть; впрочем, если не грешить против истины, Калинин был голодным постоянно, как бы сытно ни питался. Вершин ехидно советовал приятелю провериться у врача и в случае удачи начать лечение, но тот только отмахивался; это у них семейное, еще с прадеда. Вершин ужасался.
В кафе себе Калинин взял пшенку, две сосиски – за неимением готового мяса, – большую кружку кофе и хлеба, а Вершину – чай с лимоном и салат. Майор по утрам не ел, и на салат Калинин тоже рассчитывал. По случаю зарплаты и вроде как завалящей, но информации Калинин спросил у бомжиков, чего они хотят, предупредив: «В пределах разумного, даже ниже». Бомжики повели себя странно. Тот, что продолжал кутаться, несмотря на тепло в кафе, выразительно посмотрел на друга с глазом; без разговоров его приятель вытащил две купюры по сто рублей. Вершин, сидящий недалеко и картину наблюдающий в деталях, удивленно поднял брови: Калинин, и тот заплатил более чем вдвое меньше. Бомжики взяли сосисок, рисовую кашу и пол-литра дешевой водки.