Он снова сглотнул. Его глаза были туманными. Я надеялся, что у него была болезнь, при которой ты падаешь замертво, если плачешь. Он заслуживал этого.
— Где ты проводил летние каникулы? — прохрипел он.
— Обычно я уговаривал родителей одного из своих друзей, чтобы они выписали меня на лето к себе и забрали из школы. Но я не хотел навязываться, поэтому они обычно высаживали меня на полпути к своему дому, и я просто путешествовал автостопом. По крайней мере, у меня были деньги на хорошие отели. Ты ведь знаешь, что я богат?
Он прикусил губу, откинув голову. Молчаливое «да».
Я склонил голову набок.
— Только не говори мне, что вся эта исповедь случилась, чтобы я мог оплатить твое длительное пребывание в больнице. Я лучше сожгу деньги. В буквальном смысле. В огне.
Он зарычал, повернувшись в своем кресле-каталке боком, чтобы не встречаться со мной взглядом.
— Я бы никогда этого не сделал.
— Нет, конечно, нет, — легко согласился я, чувствуя, как черви разъедают меня изнутри. — Ты придерживаешься таких высоких моральных стандартов. Я почти забыл.
— То, что я сделал, было непростительно. Я не ищу прощения. — Он звучал строго и серьезно. Почти — и это была настоящая ирония — как у отца.
— Что же ты ищешь? — Я скрестил руки, прислонившись к стене. — Зачем ты вообще мне сказал? Нет, подожди. — Я поднял палец. — Прежде чем ты ответишь на этот вопрос, когда ты узнал? И как?
Чарли подмигнул мне, как будто ответ был очевиден.
— В первый раз, когда мы встретились. Было чертовски очевидно, что ты мой. Ты выглядел как я, говорил как я, пах как я. — Он сделал паузу, с усилием подняв руку, чтобы оттянуть воротник больничного халата на шее. — У нас обоих на шее родимое пятно в форме Южной Америки. Похоже на острый зуб.
Моя рука инстинктивно потянулась к шее.
— А теперь ответь на мой другой вопрос, — попросил я. — Почему сейчас?
Чарли закрыл глаза.
— Потому что у меня редкое генетическое заболевание, которое убивает меня. И у тебя оно тоже может быть.
Моя ненависть и шок были приостановлены. Он рассказывал мне о болезни Хантингтона, а я сидел на скамейке рядом с ним и читал об этом в телефоне. Когда я увидел, что среди симптомов есть головные боли, я окинул его ледяным взглядом.
— Ты сказал мне, что у тебя была дочь. Она умерла, когда ей было восемь месяцев. Это правда? — спросил я, вспомнив, как мы вместе работали в Гарлеме.
Чарли попытался покачать головой, но на полпути застонал от боли.
— Нет. Но я не мог сказать тебе правду. Оставлять тебя позади было все равно, что оплакивать ребенка. Вот так я это и сформулировал.
— Лжец на фоне дерьмового отца. Твои таланты не знают границ. — Я сделал паузу. — Даффи знает, что ты мой отец, не так ли?
— Она узнала, да.
— Когда?
— В пятницу.
Значит, она скрывала это от меня целые выходные. Неудивительно, что она вела себя странно.
Чарли добавил:
— Она сказала мне, чтобы я сказал тебе, иначе она скажет. Она никогда не собиралась держать тебя в неведении по этому поводу.
Не то чтобы это имело значение. Злясь на нее, я перенаправлял свою ярость туда, где ей не место. Если уж на то пошло, я теперь знал, почему она провела все выходные, заставляя меня пройти обследование.
— Итак, у меня может быть болезнь Хантингтона, — сказал я, чтобы подвести итог. — И я могу умереть.
— Нет, — сухо сказал Чарли. — Ты умрешь. Это гарантия для всех нас. Но если у тебя болезнь, то это случится скорее раньше, чем позже, так что тебе лучше поднапрячься и пройти обследование.
Чем больше я смотрел на его лицо, тем больше думал о том, чтобы избить его до полусмерти.
— Похоже, ты не очень-то сожалеешь о том, что передал это.
Он засмеялся и закашлялся одновременно.
— Я сожалею только о том, что могу контролировать. Я даже не знал, что являюсь носителем, пока мне не стало за пятьдесят. У меня не было способа защитить тебя. И я не думаю, что твои головные боли как-то связаны с болезнью. За то, что я пренебрегал тобой, я беру на себя всю ответственность. Но я хочу, чтобы ты знал: не было ни дня, ни часа, чтобы я не думал о тебе. Я не задавался вопросом, кто ты сейчас, чем занимаешься, что делаешь. Каждый день, падая ночью на матрас, я хвалил себя за то, что не поддался искушению и не стал искать тебя. — Он вздохнул. — И когда я, наконец, встретил тебя, ты превзошел все мои ожидания. Ты был всем, чего я когда-либо желал, и даже больше. Мое самое большое наказание — знать, кто ты, и не иметь возможности провести с тобой время.