— Зануда? — милосердно предложил я.
— Сложный человек. — Она строго посмотрела на меня. — В любом случае, это всего лишь на шесть месяцев. Он уезжает, чтобы немного развеяться.
— Куда? — Не то чтобы это имело значение. Только один тип мужчин был счастлив оставить все позади на шесть месяцев и отправиться в путешествие — мужчина, у которого не было никаких насущных проблем дома. Он не относился к ней серьезно.
— Катманду.
— Ага.
— Что значит "ага"? — Она вздрогнула.
— Ничего. — Я поднял ладони в насмешливой невинности.
Она посмотрела на меня с подозрением.
— Тебе явно есть что сказать. Говори, ты не оскорбишь мои тонкие чувства.
— Держу пари, он смотрел на Эверест и решил, что было бы круто увидеть гору вблизи.
Эверест был, безусловно, самым великолепным зрелищем, на которое я когда-либо смотрел. Я планировал подняться на нее еще раз, пока мне не стукнет пятьдесят.
— Я скажу тебе, что он будет преподавать английский монахам, — защищающе сказала она.
Я откинул голову назад и рассмеялся, а Даффи стояла и смотрела на меня, стрелы с лавовыми наконечниками вылетали из ее глаз прямо мне в лицо.
— Что смешного? — потребовала она.
— Эти преподавания — бред. Они для покровительственных западных людей, которые хотят чувствовать себя хорошо. Ты же знаешь, что ему нужно платить за проживание, верно? Например, пару сотен баксов в неделю. Около двадцати пяти тысяч непальских рупий. Я выживал на такие деньги целый месяц в полуроскошных условиях, когда был там в последний раз. — Я хлопнул себя по бедру, гогоча. — Только белые богатые чуваки из Новой Англии ходят и думают, что могут учить монахов всякой херне, а не наоборот.
Губы Даффи сжались в неодобрительную линию.
— Он не из Новой Англии. Он из Вестчестера.
Это только заставило меня рассмеяться еще сильнее.
— Ты меня убиваешь, малышка.
— Я не ребенок.
— Нет, ты ребенок, и очень милый, под этой нелепой дорогой одеждой и фальшивым шикарным акцентом.
Последнее замечание заставило ее вздрогнуть, что подтвердило мои подозрения о том, что она разыгрывает спектакль. Она налила воду и молоко в наши чашки и поставила их на кофейный столик, дрожа от гнева.
— Тебе не понять. Речь идет о саморазвитии. Ему плевать на деньги.
— То есть он богат, в отличие от меня? — Я усмехнулся, довольный. — Ну, это объясняет, почему вы только «на паузе», а не полностью расстались.
— Да, он хорошо себя чувствует. В этом нет ничего постыдного.
— Ты все еще думаешь, что он передумает и ты станешь миссис Денежный Мешок.
Она посмотрела на меня безучастным взглядом.
— Хочешь верь, хочешь нет, но я люблю его.
Единственное, что помогло мне успокоиться после приступа смеха, — это осознание того, что она испытывает огромное искушение плеснуть мне в лицо горячим чаем. К моему удивлению, она протянула мне два тайленола.
— Для твоей завтрашней головы, — пробормотала она.
— Я не настолько пьян, — заметил я.
— Боже, я надеялась, что ты пьян. То, что выходит из твоих уст, просто возмутительно.
Я с благодарностью принял чай и таблетки.
— Во всяком случае, я должна была предупредить тебя заранее. — Даффи вздернула подбородок. — Как только он вернется и осознает ошибочность своего пути, мы с тобой разведемся.
Я прикрыл рот кулаком, чтобы подавить очередной смех. Эта женщина выходила замуж за совершенно постороннего человека, а мне говорила о том, что влюблена в своего бывшего парня. Мне стало интересно, в какой момент недавней истории логика подала на нее запретительный судебный приказ.
— Я понимаю. — Я торжественно кивнул. — Спасибо за разъяснения.
— Слушай, я поняла, что ты неплохой ловелас. — Она сделала глоток чая. — Это тебе плюс, я не из тех, кто судит. Но Би Джей и я…
— Придержи прессу. — Я поднял руку. — Его зовут Би Джей?
— Брендан-младший.
— Пожалуйста, скажи мне, что все зовут его Членососом.
— Риггс! — Она встала, желая ужаснуться моим словам, но я заметил, что она сдерживает улыбку. Ей нравилось, что я смеюсь над ним. А почему бы и нет? Засранец, вероятно, разрушил ее планы о замужестве, детях и прочих скучных вещах и сбежал.
— Итак, я полагаю, вы познакомились в колледже? Как давно это было? — Было бы неплохо узнать возраст моей будущей жены. — Три-четыре года?
— Почти восемь лет, — поправила она. — Мне двадцать шесть, ему двадцать семь.
Риггс-младший вздохнул с облегчением. Она была молода, но не настолько, чтобы мне было страшно отбивать один раз ее мысленный образ. Однако о том, чтобы прикоснуться к ней, не могло быть и речи.