Она надула губки и прижалась щекой к плечу.
— Извини, но мы не должны выдавать никаких лекарств. Ответственность. На нас могут подать в суд.
— Я не буду подавать на вас в суд. — Он одарил ее своей ухмылкой «Я собираюсь трахнуть твои мозги». Той самой, которую я избегала всю неделю. Как и ожидалось, она сработала как шарм.
Ее взгляд метался между нами.
— А у твоей девушки нету?
Так тонко. Так гладко. Кто-нибудь, дайте этой женщине медаль за дипломатию.
Ну, как оказалось, с меня было достаточно женщин, пытающихся получить часть того, что должно было стать моим по закону.
— Вообще-то, я жена. — Я пошевелила обручальным пальцем, продемонстрировав кольцо Риггса.
— Но мы разводимся, — поспешил сказать он. — Уже сегодня, поскольку жена твердо решила, что я не буду получать обезболивающие.
Я видела внутреннюю борьбу официантки, прежде чем она вздохнула.
— Хорошо. Сейчас вернусь.
Как только она ушла, я повернулась к нему.
— Опять голова болит?
Он кивнул, потирая виски.
— Похоже, она у тебя часто болит.
— Да, — простонал он. — Уже пару лет. И становится все хуже.
— И ты никогда не проверялся? — Я посмотрела на его все еще полную вафельную тарелку.
Он пожал плечами.
— У каждого пятнадцатого мужчины хронические мигрени.
— Если тебе приходится принимать по пятнадцать-двадцать обезболивающих в неделю, это не просто головная боль. Тебе следует обратиться к врачу.
— У меня его нет, — прорычал он, явно испытывая боль.
Возможно, у него не было медицинской страховки. А журнал, в котором он работал, ничего не оплачивал? Они говорили как кучка придурков.
— В любом случае. — Он кивнул в знак благодарности, получив обезболивающее, которое официантка вложила ему в руку, а также написанный от руки номер телефона и немного воды. — Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— О чем? — спросила я.
— Мы поженимся на этой неделе.
— Можно? — Я потянулась к его вафлям. Он кивнул. Я знала, что он не осудит меня за это. Когда я подняла на него глаза с полным ртом горячих пушистых вафель со взбитыми сливками и сиропом, глаза Риггса сияли от радости.
— Если бы это была настоящая свадьба, кого бы ты пригласил? — спросила я.
— Это и есть настоящая свадьба. — Он провел пальцем по взбитым сливкам, посасывая их. — И я пригласил всех, кого обычно подозревают. Кристиана, Арсена, Арью и Винни. Может быть, Элис. Она — ненастоящая мама Кристиана.
— Звучит… восхитительно. А как насчет семьи? — спросила я.
— Они — моя семья.
— Я имею в виду расширенную. Родители, дяди, кузены. У тебя должен быть кто-то. — Я снова потянулась к его тарелке, но он оказался проворнее, поменял наши тарелки местами и взял мою пустую.
— Нет. — Его глаза ласкали мое лицо. — Никаких родственников. Даже домашнего хомячка нет.
— Как же так? — Я вспомнила, как он вскользь сказал мне, что у него было несчастное детство, и как я не стала выпытывать подробности, и мне вдруг стало ужасно стыдно за то, что в тот момент я так эгоистично сосредоточилась на себе.
— Ну, я всегда в разъездах, так что нет смысла заводить домашнее животное. Но конкретно хомяки меня пугают. Они едят своих детенышей. Буквально.
— Риггс! — укорила я. — Почему у тебя нет семьи?
— Это долгая история, — сказал он.
— Мне некуда спешить, — надавила я.
— Это тоже угнетает.
По какой-то прихоти я протянула руку и коснулась его ладони через стол. Это был первый раз, когда я инициировала с ним что-то физическое.
— Я очень люблю депрессивные истории. Они мои любимые. Помни, я тот самый человек, который сказал тебе, что, по мнению Джейн Остин, мистера Дарси следовало бы убить, а Элизабет и ее семье присоединиться к Скотланд-Ярду и найти его убийцу. Я тот же человек, который говорил тебе, что ходил в школу в рваной одежде и с пустыми боксами для ланча. Депрессивные истории из жизни — моя зона комфорта.
Он заколебался, на его лице появилась улыбка, но затем он смиренно опустил голову.
— Я расскажу тебе в сжатом виде, без запятых: Мой дедушка-гей сбежал из Шотландии в Сан-Франциско в возрасте двадцати лет после того, как его католическая семья отреклась от него из-за его сексуальной ориентации. Там он познакомился с пожилым мужчиной, у которого была дочь от предыдущего брака. Эта дочь и стала моей мамой. Пожилой джентльмен и мой дедушка полюбили друг друга и жили вместе. Пожилой джентльмен ушел из жизни три года спустя, когда моей маме было четырнадцать, и оставил почти все моему дедушке, включая дочь. Он получил полную опеку и воспитывал ее как свою.