Сунув телефон обратно в сумочку, я помчалась по коридору к больничной палате Чарли. Мне было стыдно за то, что я не бросила все дела и не помчалась к нему на помощь, когда узнала, что его госпитализировали, но сегодня позвонила Лаура и сказала, что ее котенок, Баби, упал с верхнего шкафа на кухне. Находясь на работе, она увидела его на камере видеонаблюдения, но не могла позаботиться о нем до позднего вечера. Мне захотелось покаяться за то, что в последние годы я вела себя с ней как дерьмо, и я поспешила ей на помощь.
Теперь я стояла перед дверью Чарли, боясь открыть ее и увидеть, что ждет внутри. Мало того, что мне очень нравился мой старый сосед, но если я действительно была права насчет того, кем он был для Риггса (что казалось маловероятным и в то же время таким невероятно очевидным), то передо мной вставала моральная дилемма.
Я постучала в дверь.
— Входи, Дафна.
Я толкнула дверь и стыдливо вошла внутрь. Чарли лежал на больничной койке, подключенный к всевозможным мониторам. Он выглядел бледным, болезненным и не в себе.
Я наклеила на лицо улыбку и вручила ему кусок пиццы с ананасами — его любимое блюдо — и банку колы.
— Лечебная нездоровая пища, — объявила я.
— Как раз то, что доктор прописал. — Его глаза загорелись, но все остальное осталось тусклым, и он свернулся на большой кровати, как цветок в книге.
Опустившись в кресло, я бросила на него укоряющий взгляд.
— Вам есть за что ответить, мистер. Ты должен был сказать мне.
Он кашлянул в кулак и принялся за пиццу, не сводя с меня глаз.
— Ты была занята в последнее время. К тому же я не афиширую свою болезнь на всеобщее обозрение.
— Я не об этом. — Я проследила за ним взглядом. Его движения были медленными и затрудненными. — Ты прекрасно знаешь, что я говорю не о твоей болезни. Хотя до этого мы тоже дойдем.
Он вздохнул, опуская пиццу на бумажную тарелку.
— Черт.
Значит, это правда. У меня в груди было такое чувство, будто кто-то пытается выжать ее досуха.
— Язык, — надменно сказала я. — Но да, «черт» отлично подходит для этого.
— Думаю, кто-то должен знать. — Чарли оглядел нас, словно убеждаясь, что мы действительно одни. — И я полагаю, что этим кем-то должна быть ты, поскольку ты единственный постоянный человек в моей жизни.
— Не говори так уныло. У тебя могла быть и худшая компания. Ты знаком с моим соседом по комнате? — Я подергала бровями.
Я настороженно следила за его реакцией. Он издал усталый смешок, но быстро остановился. Должно быть, это повредило его легкие. Я понятия не имела, почему он здесь. Я предположила, что это как-то связано с его эпизодом в начале недели.
— Мы можем поговорить об этом через секунду? — Он сглотнул, его лицо сморщилось от беспокойства. — Потому что то, что у меня… это плохо, Даффи. Очень плохо.
— Отравление алкоголем — это плохо? — спросила я. Его перевели из отделения скорой помощи в отделение интенсивной терапии, но я все еще не понимала, для чего он здесь.
— Нет.
— Рак?
Он покачал головой.
— Болезнь Хантингтона.
Мой позвоночник напрягся. Болезнь Хантингтона? Название было знакомым, но я ничего о ней не знала. Только то, что она довольно редкая и смертельно опасная.
— Ты выглядишь настолько удивленной, что можно подумать, будто я сказал тебе, что беременный. — Он потянулся к тумбочке, чтобы открыть банку колы. — Если вкратце, то это болезнь, при которой нервные клетки в мозге постепенно разрушаются, пока ты не сможешь двигаться, думать или говорить.
— То есть… как склероз, — пробурчала я.
Чарли мягко улыбнулся.
— Нет, склероз, по крайней мере, не затрагивает твой разум. Твой здоровый разум, по сути, заперт в теле, которое разрушается. Болезнь Хантингтона — это нечто большее. Она лишает тебя разума и тела.
У меня было так много вопросов. Столько всего я хотела узнать. Но главное, что стояло передо мной, — это осознание того, что Чарли умирает. Умирает и одинок. Единственными, кто навещал его, были Риггс и я, а мы жили по соседству.
— Как давно ты страдаешь от этого? — Я спрятала руки между бедер, чтобы он не видел, как я дрожу.
Он выдохнул воздух, подняв взгляд к потолку.
— Наверное, около шести лет, я бы сказал.
— Я никогда не видела, как ты выглядишь… э-э… — Я замялась. Я не была уверена, что это предупреждающий знак.
— Да, — сказал он, и я заметила, что его речь была медленнее, чем обычно. — Я хорошо принимал лекарства, ходил на прием… все делал правильно. Я даже перестал путешествовать, потому что мне нужно было быть рядом с медицинским персоналом. — Его глаза блестели от непролитых слез, и теперь он посмотрел на меня, но я почти жалела, что он этого не сделал. Его страдания высасывали из меня весь солнечный свет, который я еще хранила. — То, что ты этого не видела, не значит, что этого не было. Я прошел через все этапы. Большие и маленькие. Провалы в памяти, неуклюжесть, мышечные спазмы, нарушение речи.