- Значит, и сердце хоронят? - спросил с любопытством Петер.
- Ну конечно, и его тоже.
- А если у человека нет больше сердца? Эцехиль со страхом взглянул на него при этих словах:
- Что ты хочешь этим сказать? Ты что, дразнишь меня? По-твоему, у меня нет сердца?!
- О, сердце у тебя есть, и еще какое - твердокаменное, - ответил Петер.
Эцехиль удивленно посмотрел на него и, оглянувшись, чтобы убедиться, что никто их не слышал, сказал:
- Откуда ты знаешь? Или, может быть, твое тоже больше не бьется?
- Если и бьется, то, во всяком случае, не здесь, не у меня в груди, отвечал Петер Мунк. - Но скажи мне - ведь теперь ты знаешь, о чем я веду речь, - что станет с нашими сердцами?
- Да тебе-то какая забота, братец?! - сказал, смеясь, Эцехиль. - Живешь на земле в свое удовольствие, и спасибо на том. В этом-то ведь и удобство наших холодных сердец, что такие мысли не нагоняют на нас страха.
- Верно, но об этом все-таки думаешь, и, хотя сейчас я страха не знаю, я прекрасно помню, как я боялся ада, когда был невинным ребенком.
- Ну... особенно хорошего нам ждать не приходится,- сказал Эцехиль. - Я спрашивал об этом одного учителя, и он сказал мне, что после смерти сердца взвешивают, чтобы узнать, тяжкие ли на них грехи. Легкие сердца возносятся, тяжелые проваливаются, а наши камни, я думаю, будут увесисты!
- Да уж, - ответил Петер, - и мне самому часто не по себе от того, что мое сердце остается совсем безучастным и вполне равнодушным, когда я думаю о таких вещах.
Такой был у них разговор. Но в следующую ночь Петер пять или шесть раз услышал, как шептал ему на ухо знакомый голос: "Петер, добудь себе более теплое сердце!"
Он не испытывал раскаяния в том, что убил ее, но, говоря своим батракам, что жена уехала, каждый раз думал: "Куда же она могла уехать?" Так провел он шесть дней. По ночам он всегда слышал этот голос и всегда думал о лесном духе и об его страшной угрозе. А на седьмое утро он вскочил с постели и воскликнул: "И правда, попытаюсь я добыть себе более теплое сердце, а то ведь этот равнодушный камень в груди делает мою жизнь только однообразной и скучной!" Он быстро надел свое воскресное платье, сел на лошадь и поскакал к известному пригорку.
На этом пригорке, где деревья стояли теснее, он спешился, привязал лошадь и направился быстрым шагом к вершине. Подойдя к толстой ели, он произнес:
Старичок-лесовичок,
Только тот тебе дружок,
Тот лишь вхож в твои владенья,
Кто родился в воскресенье.
Тут же явился Стекляшничек, но вид у него был не такой, как прежде, приветливый и дружелюбный, а мрачный и грустный. На нем был сюртучок из черного стекла, а со шляпы спускался длинный траурный креп, и Петер сразу догадался, о ком он скорбит.
- Чего ты хочешь от меня, Петер Мунк? - спросил он глухим голосом.
- У меня есть еще одно желание, господин кладохранитель, - ответил Петер, опустив глаза.
- Разве каменные сердца способны еще чего-то желать? - сказал тот.- У тебя есть все, что нужно тебе по твоему скверному нраву, и вряд ли я исполню твое желание.
- Но вы же обещали мне исполнить три желания, и одно еще за мной.
- Но я могу отказать, если оно глупое, - продолжал лесной дух. - Впрочем, изволь, выслушаю, чего ты хочешь.
- Выньте из меня мертвый камень и дайте мне мое живое сердце, - сказал Петер.
- Разве я заключал с тобой эту сделку? - спросил Стекляшничек.- Разве я Михель-голландец, который дарит богатство и холодные сердца? Там, у него, и ищи свое сердце.
- Ах, он никогда не вернет мне его! - отвечал Петер.
- Мне жаль тебя, хотя ты и мерзавец, - сказал гном, немного подумав. Поскольку желание твое не глупо, я, по крайней мере, не могу отказать тебе в помощи. Итак, слушай. Свое сердце ты не вернешь себе никакой силой, а хитростью можешь вернуть, и, может быть, без особого труда. Ведь Михель так и остается глупым Михелем, хотя он и считает себя великим умником. Ступай прямо к нему и сделай то, что я тебе велю.
И он наставил его и дал ему крестик из прозрачного стекла.
- Жизнь твоя вне опасности, и он отпустит тебя на волю, если ты покажешь ему вот это и одновременно помолишься. А получив то, за чем пришел, возвращайся ко мне на это место.
Петер Мунк взял крестик, запомнил все наставления и пошел дальше, к жилищу Михеля-голландца. Он трижды выкликнул его, и великан тут же явился.
- Ты убил свою жену? - спросил он с ужасным смехом. - Я бы тоже так сделал: она раздавала твое добро нищим. Но тебе придется на некоторое время покинуть эти края, ведь поднимется шум, когда ее хватятся. И тебе, наверно, нужны деньги, ведь ты пришел за ними?
- Ты угадал, - ответил Петер, - и на сей раз мне нужно довольно много денег, ведь до Америки путь неблизкий.
Михель пошел вперед и привел его в свою хижину. Там он отпер сундук, где лежало много денег, и принялся доставать оттуда целые столбики золотых монет. Когда он так выкладывал их на стол, Петер сказал:
- Ты, Михель, болтун: наврал мне, будто у меня камень в груди, а сердце мое у тебя!
- А разве это не так? - спросил, удивившись, Михель. - Разве ты чувствуешь свое сердце? Разве оно не холодное, как лед? Разве на тебя находят страх или тоска и ты способен в чем-то раскаиваться?
- Ты только остановил мое сердце, но оно по-прежнему находится у меня в груди, и так же обстоит дело с Эцехилем, он сказал мне, что ты нам наврал. Не тот ты человек, чтобы так незаметно и безопасно вынимать сердца из груди! Для этого тебе нужно было бы уметь колдовать.
- Уверяю тебя, - раздраженно, воскликнул Михель, - что и у Эцехиля, и у всех богатых людей, которые имели дело со мной, такое же холодное сердце, как у тебя, а настоящие ваши сердца я храню вот в этой комнате!
- Ну и здоров же ты врать! - засмеялся Петер. - Рассказывай это кому-нибудь другому! Думаешь, я не насмотрелся таких фокусов, когда ездил по свету? Эти сердца, что у тебя там, в комнате, - подделки из воска. Ты богач, это я признаю, но колдовать ты не умеешь.
Тут великан рассвирепел и распахнул дверь соседней комнаты.
- Войди и перечитай все ярлыки! Вон там, погляди, сердце Петера Мунка. Видишь, как оно трепещет? Можно ли сделать такое из воска?