- И все-таки оно из воска, - отвечал Петер. - Настоящее сердце бьется не так, и мое пока еще у меня в груди. Нет, колдовать ты не умеешь!
- Ну так я тебе докажу! - воскликнул тот сердито. - Ты сейчас сам почувствуешь, что это твое сердце.
Он взял сердце из склянки, распахнул на Петере куртку, вынул из его груди камень и показал ему. Затем он подышал на настоящее сердце и осторожно вставил его куда нужно, и Петер сразу почувствовал, как оно бьется, и снова смог этому обрадоваться.
- Ну, как? - спросил, усмехаясь, Михель.
- В самом деле, ты был прав, - отвечал Петер, осторожно вынимая из кармана свой крестик. - Вот уж не думал, что можно делать такие вещи.
- Верно?! И колдовать я, видишь, умею. А теперь, давай-ка, я снова вставлю камень.
- Погоди, господин Михель! - воскликнул Петер, отошел на шаг назад и протянул вперед руку с крестиком. - Ты попался на удочку, и на этот раз в дураках оказался ты.
И он принялся читать молитвы, какие только приходили ему на ум.
Тут Михель стал уменьшаться, делаясь все ниже и ниже. Он упал, он извивался, как червь, он стонал и охал, а все сердца кругом забились и застучали, наполнив комнату звуками часовой мастерской. Петер испугался, ему стало жутко, он выбежал из комнаты и из дома и вне себя от страха стал карабкаться по отвесной скале, ибо услышал, что Михель вскочил, затопал ногами, заметался и стал посылать ему вслед чудовищные проклятия. Взобравшись наверх, он побежал к пригорку. Тут разразилась ужасная гроза, молнии ударяли рядом с ним слева и справа, валя и раскалывая деревья, но он благополучно добрался до владений Стекляшничка.
Сердце его радостно билось, и только потому, что оно билось. Но потом он с ужасом оглянулся на свою жизнь, как на грозу, валившую позади него справа и слева прекрасный лес. Он вспомнил о Лизбет, о своей прекрасной, доброй жене, которую убил из жадности. Он показался себе извергом рода человеческого и горько заплакал, когда подошел к холму Стекляшничка.
Хранитель кладов уже сидел под елью и курил свою трубочку, но вид у него был веселее, чем прежде.
- Почему ты плачешь, Петер-угольщик? - спросил он. - Ты не получил своего сердца? В груди у тебя так и осталось каменное?
- Ах, сударь! - вздохнул Петер. - Когда я жил с холодным каменным сердцем, я никогда не плакал, глаза мои были сухие, как земля в июле. А теперь старое мое сердце прямо-таки разрывается, как подумаю, что я натворил! Своих должников я вверг в нищету, больных и бедных травил собаками, и... вы же сами помните, как мой кнут ударил по ее прекрасному лбу!
- Петер, ты был великим грешником! - сказал лесовичок. - Деньги и праздность растлили тебя, и сердце твое превратилось в камень и уже не знало ни радости, ни горя, ни раскаяния, ни сострадания. Но раскаяние смягчает гнев, и если бы я только знал, что ты по-настоящему сожалеешь о своей жизни, я бы уж сумел кое-что для тебя сделать.
- Я ничего больше не хочу, - ответил Петер и печально опустил голову. - Я человек конченый, жизнь мне уже не в радость. Что мне теперь одному делать на свете? Моя мать никогда не простит мне обиды, которую я ей нанес, и, может быть, я, чудовище, уже свел ее в могилу! А Лизбет, моя жена! Лучше убейте и меня, господин кладохранитель, тогда уж сразу кончится моя несчастная жизнь.
- Ладно, - отвечал человечек, - если ты ничего другого не хочешь, то так и быть. Мой топор у меня под рукой.
Он спокойно вынул трубочку изо рта, выколотил ее и спрятал в карман. Затем он медленно встал и ушел за ели. А Петер, плача, сел на траву. Жизнь уже ничего для него не значила, и он терпеливо ждал смертельного удара. Через некоторое время он услыхал за спиной у себя тихие шаги и подумал: "Ну, вот и все".
- Оглянись еще раз, Петер Мунк! - воскликнул человечек.
Петер вытер глаза, оглянулся и увидел... свою мать и свою жену Лизбет, ласково на него глядевших. Он радостно вскочил на ноги.
- Так ты, значит, не умерла, Лизбет! И вы, матушка, тоже здесь и простили меня?
- Они простят тебя, - сказал Стекляшничек, - потому что твое раскаяние искренне. Все будет забыто. Ступай домой, в хижину своего отца, и будь угольщиком, как прежде. Если ты будешь честен и добросовестен, ты научишься чтить свое ремесло, а твои соседи будут любить и уважать тебя больше, чем если бы у тебя было десять бочек золота.
Сказав это, Стекляшничек простился с ними. Они восхвалили и благословили его и пошли домой. Роскошного дома богатого Петера как не бывало. Молния подожгла его и сожгла со всем добром. Но до отцовской хижины было недалеко. Туда они и направились, и эта большая потеря их не огорчила.
Но каково было их удивление, когда они подошли к хижине! Она превратилась в отличный крестьянский дом, и все в нем было просто, но добротно и опрятно.
- Это сделал добрый Стекляшничек! - воскликнул Петер.
- Как славно! - сказала Лизбет. - Здесь гораздо уютнее, чем в большом доме со множеством батраков.
С этих пор Петер Мунк стал прилежным и честным человеком. Он был доволен тем, что имел, делал, не унывая, свое дело и в конце концов собственными силами добился достатка и снискал уважение и любовь во всем Шварцвальде. Он больше не ссорился с Лизбет, чтил свою мать и подавал бедным, стучавшимся в его дверь. Когда через некоторое время Лизбет родила славного мальчугана, Петер пошел на известный пригорок и произнес свое заклинание. Но Стекляшничек не вышел к нему.
- Господин кладохранитель, - крикнул он громко, - выслушайте меня, пожалуйста! Я ведь ничего не прошу, кроме одного: будьте крестным отцом моему сыночку!
Но ответа не было. Только ветерок прошумел в елях и сбросил в траву несколько шишек.
- Ну что ж, возьму это на память, раз вы не хотите показываться! воскликнул Петер, сунул шишки в карман и пошел домой. Но когда он дома снял воскресную куртку и его мать вывернула карманы, перед тем как уложить куртку в сундук, оттуда выпали четыре тяжелых столбика в обертке, а когда их развернули, там оказались славные, новехонькие баденские талеры, и среди них ни одного фальшивого. То был подарок лесовичка своему крестнику, маленькому Петеру.
Так и жили они тихо и мирно, и, уже поседев, Петер Мунк все не переставал говорить: "Лучше довольствоваться малым, чем иметь золото и всякое добро, но при этом холодное сердце".