А потому, что нельзя так поступать с такой чистой и доброй душой, как у Оксаны. Нельзя ей больно делать. Так и сказал ююю Оксане, и она выслушала его, как всегда, ничего не отвечая. Да только, услышала ли?
Не услышала. Сердца своего слушала, верного, отходчивого. Простила жениха заблудшего, как всегда и всех прощала по доброте душевной. Что тут поделаешь?
Собрался ехать козак к Оксане, да повстречал Марьяну по пути.
- Остановись, козак. Нет тебе пути.
- Отчего, милая? Что случилось?
- Нет Оксаны дома, не ждёт тебя она... С женихом уехала.
Покачнулся козак в седле. Едва удержался, чтоб не свалиться.
- Правда ли это?
- Истинная правда.
Без слов повернул козак коня, и попрощаться забыл. Дурно ему стало, в глазах темно, будто ночь наступила. Конь сам пошёл, куда его душе конской угодно было - опустил поводья козак, как в омут чёрный канул. Очнулся лишь от того, что конь фыркал, прося седло снять, да к отдыху готовиться. Темно уж стало, ночь наступила. Звёзды в небе засияли, на востоке огромным блюдцем поднималась над землёй полная алая луна.
Конь остановился на поляне, у выезда из лесу. Где вдоль быстрого ручейка росла сочная трава.
- Нет, Бельчик, не сегодня... Не хочу я спать сегодня под открытым небом. Не смогу уснуть. Видишь, огонёк вдали? Туда и рушим. Коли добрые люди - на ночлег попросимся, с живой душой поговорим. А ежели злые - что-ж, может, лишат жизни... Сложу буйну головушку, оттого хуже не будет... Погано мне на душе, Бельчонок, ой как погано...
С этими словами натянул козак поводья, и конь неохотно покинул сочное пастбище, направляясь дальше, к огонькам, светившимся вдали.
Корчма
***
То была корчма, о которой он ранее не слыхал. Странно было видеть сие гостеприимное заведение вдалеке от хуторов и избитых трактов. Кому взбредёт в голову искать приют вдали от путей?
В те давние времена долгий переход от поселения к поселению занимал по нескольку дней. Усталые от дороги путники находили приют и ужин в таких вот заведениях. Корчмари на том имели зыск, путники - харч, а поселяне выпивку и кредит.
Редко кто из крестьян, устав от дневных трудов, не заходил в корчму, выпить кружечку и погутарить о своём. Пропойцы несли последнее в залог. Весёлые посиделки нередко заканчивались громкими скандвлвми с мордобоем и нелестными выражениями в адрес своего супротивника и всей его родни. Однако уже на следующий день вчерашние враги сидели в обнимку на той же лавке, целовались в лоб и клялись в вечной любви и дружбе, заливаясь тёплым пивом. Чтобы через час- другой вспомнить старые обиды, да начистить рожу товарищу похлеще, нежели вчера.
Редко когда какая баба искала своего мужика в ином месте, нежели корчма. А куда ещё было податься забулдыгам, как не в это питейное заведение? И пусть каждый второй гнал самогон заради сугубо хозяйственных целей, пить то в одиночку ни один уважающий себя мужик не станет. Что толку и проку, напиться да спать ложитья? А как же душу тогда успокаивать, ежели не в сообществе подобных?
В корчме ночевали проезжие, и местные губкой впитывали новости из других концов Украины, а то и порубежья. По иному и быть не могло, да и не было.
Да и деревенские сплетни разносились быстрее всего при посредстве корчмаря. Прийдёт забулдыга на жизнь жаловаться, да и упадёт корчмарю в обьятья, рыдая. Кому ж ещё поплакаться? Кто выслушает горемыку? А корчмарь не дурак. Слушает, сочувствует, языком цокает да головой качает. А сам на ус мотает. Мало чего, когда пригодится.
А если не самому ему плачутся, а друг дружке, то хозяин и тут как тут, ушки навострит, да слушает. А то и сам словечко заронит, как семя в почву благодатную. Да слушает, что мужик про то думает. Так все новости и узнаёт. А ведь то тоже товар, да ещё какой! Главное, покупателя найти, а о цене сговорятся.
Потому дивным казаку показалось, что такое заведение на отшибе стоит.
Да о том размышлять недосуг было. Печаль кручина снедала, не будь козак - ей Богу, пал бы на земь, да зарыдал младенцем.
« не быть тебе моей, голубко... Не жить нам вместе, не растить детишек весёлых. Не сидеть вечерами при лучине, глядя друг дружке в очи... Не положишь ты мне головушку на грудь, не обнимешь на ночь... Всё это будет, да не у нас с тобой. Не моя ты пташечка, Оксано!» - подумал вновь козак, и ком к горлу подкатил.
Одно лишь могло тот ком разрушить, тоску утопить, мысли думы чёрные из головы прочь прогнать. На то и Божья воля была, иначе не вывел бы он козака к сему дворцу душевного утешения.
Коновязь пустовала, но сено неподалёку в копну было сложено. Не спросившись, ююю взял охапку, бросил коню. Уздечку прочь, удила к столбу, седло с собой. Уж больно дорогое седло то было, чтоб ворам заблудшим соблазн творить.