— Благодарю, Гораций, — учтиво склонив голову, она поправила съехавшие на кончик носа квадратные очки и опустила взгляд на сжатую в ладони склянку. — Ума не приложу, как же так вышло, что никто из нас не помнит о Вивьен Аддерли, ведь, судя по той фотографии, она училась в Хогвартсе всего лишь несколько десятилетий назад.
Гермиона задумчиво кивнула, соглашаясь с ее разумным замечанием. Она тоже не совсем понимала, почему профессора не помнили о матери Айзека. Чего уж там, даже в архиве не было никакой информации о такой студентке.
— А вы бы и не забыли ее, не помоги я вам это сделать, директор, — без зазрения совести заявил Айзек, тихо хрустнув шеей. То, с какой легкостью он говорил об этом, не могло не поражать. Видимо, потерпев неудачу в зале трофеев, он более не видел смысла отнекиваться, притворяясь невиновным: недавние воспоминания Гермионы, которые при желании мог просмотреть кто угодно, так или иначе, были весомой уликой, разносящей все его возможные аргументы в пух и прах.
— Но как тебе хватило… — не удержавшись, начала было Гермиона. Она не могла поверить в то, что Айзеку удалось забрать воспоминания у такого количества преподавателей и при этом ни разу не попасться.
— Сил? — закончил он за Гермиону, уловив, к чему она клонит. — Не удивлен, что ты задала именно этот вопрос, ведь в вашем представлении я не блещу особыми талантами в магии, — окинул он насмешливым взглядом всех собравшихся в кабинете людей. — Легко подкрасться к тем, кто считает тебя слишком благородным или же глупым, чтобы вонзить им в спину нож.
Айзек и впрямь никогда не отличался завидными успехами в магии. Конечно, ему давались все заклинания, которыми должен был овладеть каждый уважающий себя волшебник, но нечто более сложное выходило у него не слишком-то хорошо. Взять хотя бы ту же невербальную магию, прогресса в которой он не достиг даже спустя несколько месяцев тренировок. Однако сейчас Гермиона сомневалась в том, что в действительности это было не умело отыгранное представление, организованное с целью ввести окружающих в заблуждение.
Но в одном Айзек точно был прав: никто никогда не будет видеть в тебе достойного соперника, если ты не продемонстрируешь все свои сильные стороны.
— И все вы так и пребывали бы в неведении, если бы не та фотография в зале трофеев, — сокрушенно вздохнул он, сожалея лишь о том, что попался на такой мелочи. Очевидно, на искреннее раскаяние в содеянном уповать не следовало.
— Какая неслыханная наглость! — вдоволь наслушавшись, МакГонагалл вспыхнула, словно порох при контакте с зажженной спичкой. — Мистер Шаффик, ваше поведение переходит все границы.
— Если вы ждете от меня извинений, директор, то спешу вас огорчить: их не будет, потому что я не испытываю чувства вины.
Лицо Минервы помрачнело сильнее, чем небо в преддверье грозы. С минуту помолчав, она решительно подошла к студенту и открыла флакончик с принесенным профессором Слизнортом зельем.
— Это сыворотка правды. Будет лучше, если вы выпьете ее по собственной воле, — холодно оповестила она студента, поднеся стеклянную бутылочку к его губам.
— Как скажете, — подозрительно спокойно отреагировал Айзек, безразлично пожав плечами. Мгновением позже он в один глоток осушил флакончик и слизнул с нижней губы остатки прозрачного зелья, — правда, не уверен, что это поможет вам добиться желаемого.
Дождавшись, пока сыворотка правды начнет действовать, МакГонагалл заняла кресло напротив Айзека и, положив сцепленные в замок руки на колени, приступила к допросу:
— Итак, мистер Шаффик, расскажите нам, как именно вам удалось пронести темномагичсекий артефакт в школу?
Предполагалось, что, выпив данное зелье, человек будет вынужден рассказать все, о чем его спрашивают, не утаив ни малейших подробностей. Однако Айзек и бровью не повел, продолжая играть в молчанку.
— Предпочту не отвечать на этот вопрос, — произнес он, после чего протяжно зевнул, демонстрируя полное отсутствие интереса к происходящему. — Может, вы хотите спросить о чем-то еще? Правда, не могу гарантировать, что вы добьетесь от меня иной реакции.
— Но как такое возможно? — неподдельно изумилась МакГонагалл, отчего ее тонкие редкие брови поползли наверх.
— Смею предположить, что мальчик выпил антидот, делающий его неуязвимым к сыворотке правды, — отозвался профессор Слизнорт, покручивая один из кончиков густых усов между пальцев. Он всегда делал это, когда волновался. — Некоторые маги принимают его на регулярной основе из соображений безопасности. Если это так, то нам необходимо подождать, пока действие антидота прекратится, — постучав по подбородку, он уточнил, — на это уйдет около двадцати четырех часов.
Приняв прозвучавшие слова к сведению, директор МакГонагалл обратилась к молодому мужчине, стоящему рядом со Слизнортом:
— Профессор Эддингтон, быть может, вы сумеете помочь нам? Я слышала, что вы хороши в легилименции.
Молча достав из внутреннего кармана пиджака палочку, профессор обошел Айзек и остановился позади него, направляя кончик древка ему в затылок.
— Легилименс.
Гермиона с замиранием сердца наблюдала за происходящим, мысленно скрестив пальцы на удачу. Она искренне надеялась, что им удастся добиться всей необходимой информации. Но больше всего ей хотелось верить в то, что у Айзека было противоядие, способное излечить Драко.
— Признаться честно, я поражен, мистер Шаффик, — наконец подал голос профессор Эддингтон, убирая палочку обратно в карман. Однако одного только взгляда на его безрадостное выражение лица было достаточно, чтобы понять, что преподавателю защиты от темных искусств не удалось сдвинуть дело с мертвой точки. — Как жаль, что я узнаю о том, что вы обладаете талантом к окклюменции при данных обстоятельствах, а не в ходе учебного процесса. К сожалению, директор, мне нечем вас порадовать: этот молодой человек надежно скрывает свои воспоминания. Думаю, именно по этой причине сыворотка правды не возымела на нем никакого эффекта.
— Но что же нам делать, — неосознанно озвучила Гермиона то, о чем только что подумала.
Все, включая наслаждающегося их бессилием Айзека, тут же взглянули на нее.
— А если мы попробуем прибегнуть к помощи омута памяти? — выдвинула идею МакГонагалл, перебирая оставшиеся варианты.
— Боюсь, мы рискуем повредить воспоминания, либо же и вовсе не сможем извлечь их, если мистер Шаффик не позволит нам этого сделать, — профессор Эддингтон отрицательно мотнул головой, отвергая ее предложение.
С каждой секундой Гермиона все больше впадала в отчаяние. Тот, кого она когда-то считала своим другом, оказался крайне хитрым и продуманным человеком, который надежно прикрыл тыл, скрывая свои мрачные тайны. И почему-то Гермиона сильно сомневалась, что мракоборцам, использующим в работе те же методы, которые только что перепробовали профессор Эддингтон и профессор Слизнорт, удастся добиться каких-никаких результатов: после всего, что Айзек успел натворить, ему однозначно грозило тюремное заключение в Азкабане, поэтому он уж точно не станет по собственной воле идти навстречу следствию.
В какой-то момент Гермиона поймала себя на мысли, что жалеет о том, что Круциатус входит в список Непростительных. Пустив его в ход, им однозначно удалось бы развязать Айзеку язык: мало кто смог бы хранить молчание, испытывая на себе подобные пытки.
«Мерлин, как ты вообще можешь даже думать о таком!», — мысленно отчитала она саму себе. Вот только в действительности Гермиона не испытывала стыда. В ситуации, когда на кону стояла жизнь близкого, она была готова поступиться моралью. Но едва ли кто-то позволит ей остаться с Айзеком один на один и осуществить задуманное.
— Неужели больше ничего нельзя сделать? — в отчаянии взмолилась она, обращаясь ко всем профессорам. Уж кто-кто, а они, обладая значительным багажом знаний, должны были придумать иной способ добиться от Айзека ответов.
— Знаете, на самом деле, у меня есть один вариант, однако для этого нам необходимо будет наведаться в Министерство магии, — неуверенно поделился своими соображениями профессор Эддингтон, проведя ладонью по волосам. — Не уверен, что работники отдела магического правопорядка согласятся на это, но попробовать стоит.